Айсана

Татьяна Бирченко
                Из нартских легенд.

Сын у старшего родился, и дошла раскатом грома
       радостная весть до Сафа: «Я устрою славный пир
в честь рождённого сегодня!» И на шёлковой бечёвке
       белого вола привёл он к Урызмагу: «Богатырь

гордый род продолжит, право воспитать его беру я».
       Был немедля вол зарезан, имя мальчик получил:
Урызмагов сын Айсана. Взял в чертоги над землёю
       Сафа сразу после пира маленького нарта. Жил

у него Айсана долго. На воспитанника Сафа
       прибыли полюбоваться небожители. Вдвоём
шли Уастырджи с Афсати, за Тутыром – Уацилла.
       Елиа ведёт Ногбона: «Сафа, все к тебе идём!»

Выбежал навстречу мальчик, слезть с коней богам помог он.
       Сёдла снял и принял бурки, бережно добро отнёс.
Чудные столы накрыты, потчует Айсана щедро.
       Наконец решили гости вниз взглянуть, на землю. Слёз

не сдержать – войска агуров топчут нартские владенья,
       кони их своим навозом завалили всё село.
Лучшим нартам в это время выпало в походе дальнем
       быть, а остальных на Площадь вражье войско повело.

«Ну-ка, нарты, потанцуйте!» – сами стали забавляться,
       в пляшущих людей пуская стрелы, и кому из них
меж лопаток попадали, тот ещё скорей вертелся,
       а кого кололи пикой под колено, – как жених,

прыгал в быстром танце, бедный. Небожители дивятся:
       «Стрелы не пронзают нартов, и мечи их не берут.
Из чего же их создали?» Видят: у Ахсартаггата
       отворился дом, оттуда света отблески плывут.

И красавица выходит – улыбается, как солнце,
       нежная жена Сослана, и прелестна, как звезда.
Воду пьёт она, и видно, что вода течёт, струится
       в горле женщины прозрачном, – как алмаз, блестит вода.

До небесного жилища Сафа свет летит волшебный.
       В изумлении вернулись боги за свои столы,
рассказали Сафа с чувством о делах земных. Айсана
       вдруг кувшин роняет с ронгом. Сафа до его скулы

дотянулся и ударил: «Не по возрасту мечтаешь.
       Рано думать о красотке, ишь, всё валится из рук!»
«Уронил кувшин я, верно, но не потому, что слушал
       о красе необычайной, – сильный испытал испуг.

Ведь в селении родимом и отец, и мать; быть может,
       вражеских коней копыта затоптали их, а я
в неге здесь живу и холе. Раньше о беде узнать бы!
       Ту же, что звезде подобна, видел я, – моя семья

приняла её в невестки: наш Сослан на ней женился.
       А прославленные нарты, думаю, в большой поход
выехали – а иначе кто бы смел идти с войною,
       и невестка-домоседка не глазела б из ворот».

Выслушав, решает Сафа: «Вижу, юноша, стремишься
       отомстить врагам. Достойной мы считаем цель сию».
Лук со стрелами повесил Сафа на плечо Айсане,
       меч вручил, а Уацилла плеть гремящую свою

подарил. Во всеоружье появился он в селенье.
       Как обрадовались нарты, как Айсана дорог им!
Лишь одна жена Сослана даже не пошевелилась,
       головы не повернула и приветствием своим

одарить не пожелала. «Ох, и тяжела ты стала!
       Не чужие мы, а с места вовсе и не поднялась,
не приветствуешь». – «С чего бы мне вставать перед ребёнком,
       знаешь, солнце, у агуров над Айсаной тоже власть!»

Весь искрясь от гнева, птицей на коня взлетел Айсана.
       Око не мигнуло – он уж на агуров сам напал.
В жажде боя меч пылает, самострел разбойных косит,
       льётся кровь потоком бурным. Враг пред ним не устоял.

Истребил Айсана войско, спас в бою селенье нартов.
       Те на радостях так тесно обступили молодца,
что сойти с коня на землю не сумел. Но равнодушна,
       не встаёт жена Сослана и, не повернув лица,

смотрит в сторону. «Невестка, ты ещё потяжелела?
       Хоть слегка бы мне навстречу приподнялась!» – «Да? вставать
пред тобой? Ведь ты, о солнце, разве  д е р е в о  доставишь?
       От заката до полуночи какому расцветать,

а от полуночной теми до сияния рассвета
       уж плоды на нём готовы. Под охраною растёт:
на пути гора с горою сходятся, сшибаясь лбами,
       и как два барана, после разбегаются». Плетёт

вязь словесную – обидно возмущенному Айсане,
       развернулся да на поиск дерева коня погнал.
Тот воскликнул: «И куда ты, несуразное отродье,
       отправляешься, скажи-ка?» – «Дерево, скакун, видал,

о котором говорила гордая жена Сослана?»
       «Не мечтай об этом. Сколько молодцов его добыть
ни старались, – не вернулись, там и головы сложили».
       «Отказаться не могу я: мне без 'дерева' не жить».      

«Ну раз так, возьми, хозяин, подтяни подпруги туже,
       подвяжи мне хвост, и узел чтобы неразрывным был.
Но три волоса оставишь, не вплетая. Не забудешь?
       И когда сшибутся горы, изо всех ударишь сил

плетью так меня по ляжке, чтоб величиной с подошву
       снялась кожа, и с ладоней отскочил бы кожи клок,
язычку от плети равный. И тогда меж гор проскочим».
       Посмотрели – горы сшиблись. На такой короткий срок

разошлись вершины, – еле проскочил, минуя горы,
       конь подхлёстнутый. Айсана вырвал из чужой земли
чудо-дерево, мгновенно лошадь повернул обратно.
       С грохотом сошлись вершины, охнул конь. «Чего скулишь?»

«Хвост я спас. Схватить успели за три волоса вершины,
       те, что в узел не вплетал ты, – так сказал со вздохом он. –
Лишних бы три дня кормила жеребёнка кобылица,
       я не потерял бы даже эти волоски». – «Урон

пустяковый, не волнуйся. Побыстрей скачи в селенье,
       у ворот Ахсартаггата нужно дерево сажать».
Окружили сразу нарты и, на 'дерево' любуясь,
       хвалят ловкого Айсану. Но не хочет признавать

юношу невестка нартов – снова не пошевелилась,
       головы не повернула. «Не приветствуешь опять?
Чем теперь не угодил я?» – «А с чего же мне вставать-то?
       Саумарон-Бурдзабах ты не сумеешь в жёны взять.

Дочь Страны равнин обильных, эта девушка прекрасна.
       Золотым лицом сияет, косы русые плетёт.
И в такой высокой башне сделала себе жилище,
       что достичь вершины взглядом невозможно. Подойдет

юноша любой к подножью, голос напрягая, крикнет,
       но не достигает слуха голос горе-жениха,
и навеки белым камнем он у башни застывает.
       Некому пока сказать ей: «Для тебя моя рука».

Стоя у подножья зданья, громко закричал Айсана,
       даже и до половины башни крик не долетел.
В камень тут же обратился по колени; снова, силы
       напрягая, крикнул, – зова девушка не слышит. Мел

стал темней лица Айсаны – он до поясницы камнем
       сделался, слезой горячей шею скакуну обжёг.
«Приуныл ты, мой хозяин!» – «Силу, сколько есть, собрал я,
       ничего не смог добиться. Выручай меня, конёк!»

Конь заржал настолько громко – с крыши кровли часть свалилась.
       Слуха девушки коснулись эти звуки наконец.
Мигом к жизни возвратилась половина тела нарта.
       Вниз красавица спустилась: «Нарт Айсана, молодец!

Выйти за тебя согласна!» Посадил её Айсана
       позади себя, пустился с девушкой в обратный путь.
«Что камней вокруг так много? Видно, камнепад пронёсся?»
       «Каждый белый камень раньше человеком был. Взглянуть

им в глаза мои хотелось, и меня, наверно, звали,
       но до верха башни, милый, их призыв не долетел
ни один». – «Теперь-то можно их расколдовать, да, правда?»
       «Не проси их оживленья! Ни один ведь не хотел

из мужчин могучих этих, чтоб другой на мне женился.
       Станут живы – не отступят, выйдет битва за меня».
«Жизнь верни им – будь что будет!» Тяжело она вздохнула,
       шёлковым взмахнула вправо покрывалом. И звеня,

перекатываясь, камни ожили, с вооруженьем
       полным появились горцы, им Айсана – злейший враг.
На него напали вместе, и над ним уж меч занесен.
       Шёлковым она махнула влево покрывалом. «Так

вышло, как я говорила. Вечно камнями застыньте!»
       И никто в пути неблизком не тревожил больше их.
Саумарон-Бурдзабах он в нартское село доставил.
       Солнцу и луне подобны, с девушкой идёт жених.

К той поре уже вернулась из родительского дома
       мать-Шатана, в честь Айсаны ронг заквасила она.
Урызмаг, Сослан с Хамыцем из похода возвратились.
       О разгроме войск агуров рассказала им жена
 
Урызмагова, Шатана. Все Айсану поздравляют,
       не нарадоваться старшим юной доблести. «И пусть
все напасти, все болезни, предназначенные сыну,
       перейдут ко мне. Айсану никогда не тронет грусть!

Долгой жизни, друг мой Сафа, пожелаю, ты достойно
       воспитал отвагу в сыне», – гордо тост отец сказал.
Нехотя жена Сослана приподнялась пред Айсаной,
       и со смехом ей, ленивой, он заметил: «Да видал,

что тебе подняться тяжко, уж сидела бы, как раньше!»
       «А зачем проворной белкой вскакивать перед тобой?
Не привёз мне чудо-шубу, ту, которой бог владеет:
       рукавами может хлопать, воротник её живой –

песни он поёт, а полы сами пляшут». – «А над шубой 
       пальчики 'твои' трудились, чтобы диво добыл я,
где б оно ни находилось? Я не в силах то доставить,
       в чём твоей работы нету», –  с этой речью он к друзьям

отошёл, к своей невесте. Нечего жене Сослана
       на его слова ответить, хитростям конец пришёл.
Саумарон-Бурдзабах он в дом привёл Ахсартаггата
       и с красавицей-женою счастье долгое нашёл.