Почему ж ты, Испания,
в небо смотрела,
когда Гарсиа Лорку
увели для расстрела?
Андалузия знала
и Валенсия знала,
Что ж земля под ногами
убийц не стонала?!
Что ж вы руки скрестили
и губы вы сжали,
когда песню родную
на смерть провожали?!
(Николай Асеев. Песнь о Гарсиа Лорке)
[С БОЛЬШИМ ЗАПОЗДАНИЕМ ИСПАНИЯ ОТВЕЧАЕТ АСЕЕВУ]
– Почему ты, Испания, в небо смотрела, –
пригвоздив её взглядом к лозам винограда,
скорбно и ядовито в лицо ей зудел, –
когда Гарсиа Лорку увели на расстрел?
Страшный Коля Асеев напротив Испаньи,
элегантный и каменный, как изваянье,
в рыжей кожанке, колом стоящей,
неподкупный такой, настоящий,
дыбом вставшею совестью века
нервы рвал за права человека.
Отвечала Испанья Асею:
– Ты бы лучше писал про Рассею,
не про всякого Лорку чужого,
а про тёзку бы, про Гумилёва.
Вы его расстреляли, собаки,
в комиссарском малиновом мраке.
Съели черви борца за свободу.
Душу бросили в чёрную воду.
И стихи запретили навеки.
Вот такие вы, блин, чебуреки!
А потом ты вписался за Лорку
и устроил жестокую порку
мне, старушке... Стыдился бы, Коля!
Пропил, что ли, все лобные доли
вместе с совестью? Странное дело...
Так куда же Рассея глядела –
в небо? в землю? на донце стакана? –
в час, когда через клочья тумана
потащили поэта за ноги
по петляющей в бездну дороге.
Ничего не ответил Асеев,
он был мёртв, молчалив и рассеян.