Поэма Николая Благова «Тяжесть плода»
На новый «виток» и поэмного, и всего поэтического творчества Благов пытался выйти в своей последней поэме «Тяжесть плода». При жизни поэта она была опубликована, в отличие от других его поэм, лишь однажды – в сборнике «Жар-слово». По утверждению Л. И. Благовой, поэт не был доволен публикацией поэмы, поскольку не считал ее завершенной. Тяжелый труд над поэмой, так и не приведший к ее завершению, таит в себе одно из возможных объяснений заглавия произведения.
«Тяжесть плода» сопровождена подзаголовком «русская повесть». В нем, на наш взгляд, содержится указание на характер проблематики произведения. Называя поэму «повестью», Благов, по нашему мнению, апеллировал к жанру древнерусской литературы (само определение русская указывает на это). Повестью в Древней Руси называли летописные своды («Повесть временных лет»), жития («Житие» протопопа Аввакума), сказания («Сказание о Борисе и Глебе»). Изначально в них решались проблемы, имевшие особо важное значение в жизни человека, – национальные, религиозные, духовно-нравственные. Такой же глобальный смысл имеет проблематика «Тяжести плода»: поэма эта о достойном конце жизненного пути русского человека, крестьянина, сына своей земли – в центре поэмы, таким образом, оказывается «вечная» тема жизни и смерти. «Тяжестью плода» Благов продолжает начатые в «Волге» и «Избе» размышления о первоосновах жизни, о ее «высшем» смысле. Жизнь человека, пройденный им путь, судьба и смерть понимаются как «тяжесть плода», сорвавшегося с «вечного» «древа жизни».
В средневековом значении слова «повесть» мы видим ключ и к пониманию характера структурной организации благовской поэмы. Этим словом обычно обозначались многочастные по своей структуре жанровые формы, части которых представляли собой «произведения разных или одного жанра, объединенные мыслью повествователя» (П. В. Пятнов). Похожа, в целом, структура и «Тяжести плода». Так же, как в «Волге» и в «Избе», течение сюжета обусловлено ходом поэтической мысли, логикой ее развития. Правда, следует отметить, что в «Тяжести плода» сюжет не характерный, в каком-то смысле «исключительный» для Благова – речь идет о смерти человека и его погребении. Этот сюжет образует повествовательную линию поэмы. Но элементы повествования ослаблены до предела. В центре лишь одно действие – похороны, и даже о нем мы узнаем по косвенным деталям: по репликам персонажей («Выходим – час настал!..», «Несут. // Проносят на холстах» и т.п.), по отдельным описаниям автора («И только мрак прополз по векам, // Которым гроб весь сад закрыл», «Под горем, лица схоронившим, // Идут», «мужики, // Оттужив плечи, // Переглянулись <…> // И опять – // К земле…»). Но последовательно-целостного описания хода событий в поэме нет. Лишь двенадцатая часть в этом смысле несколько отличается ото всех остальных, так как воспроизводит ключевую в похоронах сцену погребения.
Не основанная на последовательном развитии событий, целостность сюжетно-композиционной структуры поэмы держится на «сквозных» взаимопроникающих, контрастно взаимодействующих темах, повторяющихся от части к части мотивах. В силу художественной незавершенности поэмы, нам представляется наиболее целесообразным рассмотреть лишь ее отдельные темы и мотивы. Магистральной темой в поэме, как уже было отмечено, является тема жизни и смерти. Ключевая мысль о них составляет девятую часть поэмы:
Не унижайся в укоризне,
Прочти небесно, до конца
И смерть –
Как укрепленье жизни,
Как высший замысел творца.
Эти строки слово в слово повторяются и в конце одиннадцатой части – так Благов актуализирует их содержание. В них жизнь и смерть сопряжены, даны в тесном взаимодействии. Это характерно для всей поэмы. Рассмотрим с этой точки зрения наиболее, на наш взгляд, удавшиеся первую и одиннадцатую части поэмы, публиковавшиеся до включения в нее в качестве отдельных стихотворений.
Первая часть представляет полюс смерти. Написана она в 1973 году. Примечательно, что из пяти созданных в этом году стихотворений три так или иначе связаны со смертью: «Сам», составившее начальную часть поэмы, «Свет лица» и «Проводы». Ритмическую основу всех трех составляет 4-стопный ямб с чередованием женских и мужских рифм, хотя в каждом отдельном случае, вследствие благовской разбивки строк, ритм каждого стихотворения оригинален и неповторим. Возможно, обращение Благова к 4-стопному ямбу было связано с традиционной элегической окраской размера, идущей со времен Жуковского и Пушкина. Видимо, в размышлениях поэта о смерти 4-стопный ямб как нельзя лучше передавал необходимые для этого интонации грусти, раздумья.
В первой части заявлен в полную силу важный в структуре поэмы мотив цветущего сада, подтверждающий мысль о нераздельности жизни и смерти. Устойчивый в поэзии Благова, он сопровождается здесь мотивом вдовства, который вводится с помощью сравнения одной из яблонь с вдовой («как вдова»). По этой причине мотив цветущего сада, символизирующий в стихотворениях поэта полноту жизни («Сад», «Сад вломился в окна…», «Бунт яблонь» и др.), в «Тяжести плода» оказывается связанным со смертью, утратой. Так в поэме сопрягаются жизнь и смерть. Смерть окрашивает мотив цветения в нерадостные, темные тона, как бы сводит его на нет: «И сад потух, // Весь цвет скукожа», «И только мрак прополз по векам, // Которым гроб весь сад закрыл, // Поникла, пчел теряя, ветка», «В расцвете самом сад потух». Здесь процитированы строки из четвертой, пятой и седьмой частей соответственно. Они наглядно демонстрируют, как мотив цветения, сопряженный с темой смерти и ею окрашенный, собирает отдельные части поэмы в единое целое.
«Сквозное» в поэме сопряжение жизни и смерти выражено и в постоянном взаимопроникновении «весеннего» и «зимнего» хронотопов. Так, например, в первой части поэмы среди весеннего цветения тем не менее формируется пространство смерти, выраженное посредством «зимнего» хронотопа. Атмосфера холода, мороза царствует здесь. «Сложились руки. // Смерзлись кисти. // Такой мороз – не разотрешь», «Заледенелые зрачки» – так описывается покойный. Образ цветущего сада тоже тронут морозом: «Озноб по саду – // И на листья // Накинулась синичья дрожь».
Мороз проникает даже в одиннадцатую часть поэмы, казалось бы, целиком посвященную весне-жизни. С начала и до строки «Господи, надбавь!» эта часть публиковалась Благовым в качестве стихотворения «…И в первый же цветок готовый…» в сборниках «Поклонная гора», «Стихотворения», «Было не было», «Створы». Но, видимо, уже в них она мыслилась автором как отрывок, часть, в чем убеждает начальное многоточие. При анализе пространственно-временной организации лирики Благова, характеризуя хронотоп «весны», мы обращались к стихотворению «…И в первый же цветок готовый…» и, в частности, указали, что ритм его, построенный на благовской разбивке стиха, призван передать бушующую энергию жизни в возрождающейся весной природе – в образе буйно цветущего сада. Интонация буйства, правда, несколько «умиротворится» в дальнейшем, позднее написанном, тексте одиннадцатой части:
Покрыто цветом заовражье…
Покачивая колыбель,
Буранит на пуху лебяжьем,
На вздохах брачная постель.
Разнагашились и зазябли.
Цвет, закольцованный в кружок,
На черноземе –
Снег на зяби.
Ах, первых замерек снежок!
Как видно, «умиротворенность», «охлажденность» ритма отражается прежде всего в стиховой организации текста: в процитированном отрывке практически нет разбивки строк. Видимо, вызвано это проникновением в пространство весны-жизни примет зимы-смерти. Мотивы снега, мороза, связанные со смертью, все властнее звучат в заключительных строках одиннадцатой части, подводящей к сцене погребения:
…там – зима. Обмерзнет куст.
…………………………………
Отхлопотав под мастерскую
Наш север в дивном серебре,
Мороз по памяти рисует
Тот мир, вспухая на стекле.
«Сквозное» в «Тяжести плода» взаимодействие жизни и смерти, их прочная «спайка» в структуре поэмы напоминает о строках стихотворения Б. Л. Пастернака «На Страстной» из цикла «Стихотворения Юрия Живаго»: «Смерть можно будет побороть // Усильем воскресенья». Мысль о преодолении смерти жизнью – таков итог жизненного и творческого пути Благова.