Алексей Кожевников
Отец и Дочь
или
Notre Damme de Nice.
Мелодрама, в двух частях. Плавно переходящая в трагедию.
83 страницы.
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
Дочь—22 года. Светловолосая.
Отец—45 лет.
Она—врач (в эпилоге).
ЧАСТЬ 1.
СЦЕНА1.
Отец набирает на компьютере код Дочери, которая живёт на юге Франции.
Он один.
Отец
Он и она, два юных, на песке
Песочный домик строят возле моря,
Но Средиземного… Ещё тоске
Придёт черёд, а, может быть, и горя.
Ну а пока—шумит у ног прибой,
Солёные на них искрятся брызги!..
Всё это было и у нас с тобой,
Волной разбит песочный домик вдрызг! И
Где ты теперь?.. И дети всё, точь-в-точь,
За нами повторят… Хотя бы мельком,
Ну хоть одним глазком увидеть Дочь!
Так, файл: жэмэ мажэ, собачка, мэйл. ком.
(Набирает на компьютере пароль. Ждёт. На экране компьютера появляется Дочь,
но её пока не слышно. Она сидит перед компьютером и принимает сообщение по
Интернету. Отец на экране компьютера. Окна квартиры Дочери с видом на
Средиземное море. Это—Ницца, Лазурное побережье Франции.
Сценически всё выглядит, как стеклянная стена, по одну сторону которой—
юг Франции и Дочь, по другую—север России и Отец. Отец, время от времени,
натыкается на эту невидимую стеклянную преграду, как муха, жужжащая на окне,
как бабочка, бьющаяся о стекло, отчего осыпается пыльца с крылец, или,как
синица, бьющаяся о стекло при виде воли и падающая на подоконник с разбитой
головой.
Отчасти, эта невидимая преграда напоминает игру в волейбол и волейбольную
сетку, где любое касание сетки наказывается штрафным очком и где запрещено
заступать за черту, что тоже наказуемо. Невозможность оказаться по ту сторону воспринимается Отцом трагически. При этом он постоянно нарушает запреты).
Полина, дочка. Что скажу я, Поль?—
Когда бы знала ты, как мне непросто…
Не столько радость, сколь тревога, боль
Есть ощущенье моего отцовства.
Я мало сделал для тебя. Прости…
Но так хотелось для моей Полинки
С пути—да хоть ресницами!—смести
Всё, вплоть до маленькой пылинки!
И только счастья, только лишь добра,
Чего не смог добиться сам, желаю
С утра до ночи, с ночи до утра!
А как добиться—я и сам не знаю.
Стать самой совершенной из людей?—
Но родина покажется загоном
В ограде из берёзовых жердей,
Где всё по волчьим строится законам.
Красивой самой девушкою слыть?—
Но все полезут пачкать и слюнявить.
Нет, вовсе не того желаю. Я ведь
Прекрасно знаю, как красивой быть.
Стать самой гениальной из людей?—
И в этом я не вижу много прока.
Спасенья нет от мрази и ****ей,
Загнёшься до отпущенного срока.
Запомни, Поля: есть ещё сестра
Евгения, дочь гения (когда-то
Мне нравилась словесная игра,
Все были мы когда-нибудь ребята).
Лауреат международной премии
По классу фортепьяно, ты—художник.
А мне—судьба пророка Иеремии,
Я каторжник всю жизнь был и острожник.
Я знаю, Дочь: нанизана душа
Художника (ей только там вольготно!)
На кончик кисти и карандаша
И плавно вытекает на полотна.
Как музыку дано мне понимать?—
Быть может, тот сорвёт аплодисменты,
На клавиши кто станет нажимать
На нужные! И в нужные моменты!
(Имитирует удары по клавишам и паузы между ними. И это—начальные
аккорды симфонии Бетховена, тема рока и фатальности судьбы).
Дочь
О живописи мысли изреки!
Отец
От истины не так далёки. Это:
Лишь нужно в нужном месте класть мазки…
Дочь
Лишь нужного…
Отец
…вполне понятно, цвета!
Дочь
А о поэзии?
Отец
Да мыслимо ль оно?!—
Так ставлю я вопрос. И, коль помыслить
Возможно, то слова ищу я… Но
Нюансов всех и мне не перечислить.
Лишь дурам пожелание добра,
Как лесть, необходимо… Ты—иная!
Предназначенье выполнять пора!
Как?—Будут знаки свыше. Я—не знаю.
Полиночка, Полина Алексевна!
(Звучит: как дочь Приама—Поликсена).
Я страха своего не скрою:
Мне жутко от подобных анаграмм!
Я—не чета античному герою,
Чтобы и дочь пожертвовать богам,
Какую-то свою спасая Трою,
Как это сделал некогда Приам!
Я часто вспоминал, как родилась и
В коляске я возил на Енисей.
Попробуй жить сама с собой в согласьи!
Ну, вот и всё… Отец твой Алексей.
Всё время—столько, сколько прожил,
До той поры, как вовсе стать трухой,
К хорошим людям был хороший,
С плохими—был плохой…
Дочь
И как дела?
Отец
Дела?—Должно быть, плохи.
Дружки спешат отделаться, юля.
Я видел, так отскакивают блохи
От подыхающего кобеля!
Дочь
Здоровье как?
Отец
(весело улыбаясь беззубым ртом)
Зубам—последний тайм
Настал. Шовшем жабыл жубную боль!
Должно быть, в том всей этой жизни соль
И суть, и смысл: ПОКА ЖИВЁМ—СТРАДАЕМ.
Дочь
И как живёшь?
Отец
По-разному и всяко!
Куда несётся жизнь, туда плыву.
Живёт же кошка. И живёт собака.
Как бог положит на душу—живу!
Дочь
Погода как?
Отец
Пора готовить лыжи.
Как ты?
Дочь
Я с пляжа только что пришла.
Отец
Куда мне до тебя, ты в выходной—в Париже.
Дочь
А в прошлый выходной в Милане я была.
Отец
И что Милан? Там, кажется, Ла Скала?
Дочь
Стоит Ла Скала.
Отец
Ну а тот, в «Пежо»,
С кем ездила, его ты приласкала?
Дочь
(имитируя свою уральскую прабабушку)
А ето не твои дела ужо!
Отец
Ах, да, забыл. Ведь ты же за границей
И ты недостижима для меня.
Куда мне до тебя, ты проживаешь в Ницце.
Дочь
(сердито)
Недосягаема для твоего ремня!
Ты, как всегда, язвительный и едкий.
Не забывай, и я могу отбрить:
Вот выключу компьютер из розетки,
Коль гадости мне станешь говорить.
Отец
(оправдываясь)
Прошу, из-за миланского Ла Скалы…
(умоляюще)
Пожалуйста, экрана не туши.
(Меняя тему разговора).
Любил я море и крутые скалы
И чтобы рядом—ни одной души!
Но рай земной теперь мне только снится,
Куда-то всё ушло, за горизонт.
И рай земной, он, всё-таки,--не… Ницца.
Там рая нет, где в сборе весь бомонд.
Я весь Союз изъездил, ты спроси и
Отвечу я тебе, но ты со мной
Не стала обсуждать, где рай земной.
Дочь
Он—точно за пределами России!
Отец
Да, рай земной, тем боле,--не Россия.—
Глава шестая, стих восьмой
Евангелья от Алексия…
Дочь
Так ты не одобряешь выбор мой?
Признайся, ведь не одобряешь, да?
Отец
Тебя ревную к Ницце и Парижу.
И я боюсь, что никогда
Тебя я больше—не увижу.
Дочь
(вспоминая)
Какой бордо близ города Бордо
Мы дегустировали!
Отец
Это—гениев
Напиток.
Дочь
Да!
Отец
Полина… Виардо,
Его любили Пушкин и Тургенев.
Дочь
А на Антибах ели барбикю
И божоле с шампанским запивали!
Отец
И сколько это стоило… экю?
Дочь
Ты понял, что спросил меня?
Отец
Едва ли.
Дочь
Но если дочь живёт здесь, ты бы хоть
Узнал, что за валюта здесь… Невежда.
Отец
Папаша твой—отрезанный ломоть,
Лишь дочери—вот вся его надежда.
(Как бы извиняясь, виновато)
Порой так притягательна харизма
Дочернего авантюризма.
Живёт в одной из дальних тёплых стран
Моя Незаживающая Рана.
Дочь
Ты, словно проникаешь сквозь экран,
Сюда, по эту сторону экрана.
(Трагичность ситуации в том, что Отец стремится по ту сторону экрана, а
комичность ситуации в том, что, когда он приникает к экрану лицом, то нос и
губы расплющиваются, что выглядит комично. Время от времени Отец проделывает
это—и это выглядит трагикомично).
Отец
Но ты друзьям привет, по крайней мере,
Передала?!
Дочь
Кому?—Я передам.
Отец
В Италии друг—Данте Алигьери,
Во Франции—Эдмон Ростан.
Дочь
Тьфу, щет!*
Отец
Но мне же… не с Катрин Денёвой
Дружить! И не с Жераром Депардьё!
Дочь
Друзья—скончались.
Отец
Нет! Но в жизни новой
Обличье поменяли лишь своё!
( *Щет—чёрт, англ.).
О, Франция! Я шлю тебе привет!
Надеюсь, ты и дочь мою приветишь,
Как собственную дочь!
(пауза)
А, если нет,
Ты, сука-Франция, за всё тогда ответишь!
Дочь
Ну что ты там такое говоришь?!
И что за перегибы и зигзаги?
Отец
Раз атамана Платова в Париж
Уже врывались русские казаки!
Дочь
(смеётся)
Вы проиграли в той войне,
Где полководцем был Кутузов.
Отец
Роди в Париже внуков мне—
Хорошеньких французов-карапузов!
«Рай» на персидском будет—Паради,
Так звали сад царей Ахеменидов…
Дочь
У франков—Парадиз.
Отец
Ты погоди.
И отвлекись от заоконных видов.
(Дочь задёргивает шторы).
«So, every man from us whenever dies»,--
«Все мы, в свой срок, когда-то умираем».
Одно лишь место звал я Парадайз,
Что в переводе означает—«раем».
Там были только скалы, только море
И я один, и я—совсем один.
Дочь
И где оно?
Отец
Постой, узнаешь вскоре.
Отдёрни шторы у своих гардин.
Дочь
(сердясь)
Нет, всё же не найти другого—вздорней!
Отец
Постой! Отдёрни шторы! И смотри ж!
Дочь
То ты задёрни шторы, то отдёрни!—
Устала делать всё, что говоришь!
Отец
«Рай»--лишь названье. И открою ныне
Тебе: лишь география—за ним!
«Геенна» (ад!)—название пустыни,
Восточней—город Иерусалим.
Наоборот прочитано: геенна—
Пустыня под названием Негёв.
В древнееврейском написанье слов,
Как у арабов,--справа!
Дочь
Несомненно.
Отец
Рай—это край! И ад, он тоже—край!
Где человеку жить—лишь выбрать надо.
И, коль для жизни ты избрала рай,
То жизнь не сотвори подобьем ада.
Да, я любил—и это a priori
(Без доказательств)—скалы, солнце, море!
Единственное место на земле
Любил я—там сродни был птице, рыбе я!
Когда-то фильм там, на скале,
Снимали—«Человек-амфибия».
Дочь
Я рай земной нашла.
Отец
Что ж, в эпилоге
Тебя благословляю я. А мне,
Как падали, гниющей у дороги,
Жизнь кончить суждено в родной стране:
Или в осенней глинистой грязи,
В канаве придорожной, в сточной луже,
Иль, скрючившись, в декабрьской лютой стуже,
И вытаяв весной…
Дочь
Всё омерзи-
тельно!
Отец
И что тут лучше, что тут хуже?..
Когда нашли в день смерти (всё старо)
Секс-символ и великую актрису,
Была похожа Мэрилин Монро
На жалкую ободранную крысу.
Дочь
Зачем о смерти?!
Отец
Нет, в одну игру
Играю я! И вовсе не утрирую:
Я НИКОГДА, ПОЛИНА, НЕ УМРУ,
Я В РАЙСКИЙ КРАЙ ОДНАЖДЫ ЭМИГРИРУЮ.
Изнемогаю от душевных ран
Моих. Мне отдохнуть, наверно, надо.
Устал я, как плутоний и уран
После периода полураспада.
Я вычитал в Коране и мою
Смутило душу: лишь один достоин
В раю быть…
Дочь
Кто же?
Отец
В битве павший воин!
Дочь
(задумчиво)
Лишь он сумеет выстоять в раю.
(Отец подходит к невидимой стеклянной преграде, гладя рукой стекло там,
где видит Дочь. Пытается преодолеть преграду, но это—невозможно).
Отец
Синица бьётся до смерти в окно,
А стрекоза—та крыльями стрекочет
На том окне… Она, конечно, хочет
На волю. Но!.. ей это—не дано.
Воспряну ли ещё когда-нибудь?
Когда-то я моложе был, свежее…
И голова не держится на шее
Порой, бессильно падая на грудь.
И серия совпала… Только номер
В билете лотерейном не совпал.
Вот…был один мой друг… Но он упал,
Да и не встал… Мне передали, помер.
Коротким замыканьем коротнул—
И всё, перегорел предохранитель.
И беспробудно, тихим сном уснул,
И ангел- в небо отлетел –хранитель.
В два раза укороченный мой век
Отпущенный—ускоренно я отжил.
Ромео, Гамлет, Лир—один и тот же
(Был юн, был зрел, стал старым) человек.
Чего-то я, наверно, не пойму,
Вы с матерью—не я—решали обе.
Что видел я когда-то?—Колыму
Да мёртвую пустыню Гоби.
Мне нравилось бывать когда-то в Грозном,
Я потерял там нож, карманный нож…
Дочь
(с подвохом)
Что привело к последствиям серьёзным?—
К резне?!
Отец
Тот, прежний Грозный,--не вернёшь.
Мне было хорошо в горах Чечни,
Поверхность гор вся чабрецом пестрела!
А до того—свидетелем резни *
Был в Фергане, потом, в Баку,--расстрела.**
( *--июнь 1989 г. **--январь 1990 г.).
Ещё тогда я полюбил Чечню.
И чтил запрет на образ жизни свинский:
И пережил ферганскую резню
И не попался под расстрел бакинский.
(пауза)
Истории России семь томов
Прочёл и в память ввёл я, не стирая,
Рассказ купца (историк Соловьёв)
О местонахожденьи рая:
«В верховьях Нила—Голубого Нила—
Предстала перед взором их гора,
И яркое сиянье исходило,
Что затмевало солнце!.. И «Ура!»--
Вскричали все. Один полез на гору,
Никто его тогда не удержал,
И от всего, открывшегося взору,
Он радостно вскричал и—убежал,
И не вернулся… А за этим следом
На гору ту вскарабкался второй.
И тоже не вернулся… И неведом
Тот край, что простирался за горой.
Полез и третий, привязав верёвку
К ноге, и лез, с уступа на уступ.
Залез, хотел бежать, но очень ловко
Его стащили… Только он был… труп.
А тот, кто не полез,--не обманулся,
И тот не усомнился, что за край
Был за горой. Ведь тот, кто видел рай,
Тот—или мёртв, иль просто не вернулся»,
Дочь, узнаю в тебе свою сноровку,
Всё, что инстинкт позволит, то—валяй!
Лишь привязать врагам к ноге верёвку
И выдернуть себя—не позволяй!
О медитации веду я речь-то,
Когда не будет сил уже в пути,
Скажи себе, что ЧЕЛОВЕК ЕСТЬ НЕЧТО,
ЧТО ДОЛЖНО, ДОЛЖНО, ДОЛЖНО ПРЕВЗОЙТИ!
Когда мне воли к жизни самому,
Чтоб дальше жить, для жизни не хватает,
«Да!» Сто раз «Да!» скажу я потому
Всему, что в жизни жизнеутверждает!
Но если чем-то мы себе вредим,
«Нет!» Сто раз «Нет!»--скажи себе на это.
Тогда воспользуйся своим
Исконным правом вето.
Мне это в жизни часто помогало,
Тебе признаюсь честно, тет-а-тет.
Дочь
Но там—не здесь. И в том отличье галла
(И франка), что иной менталитет.
Отец
Была одна когда-то поэтесса,
Красивая, как древняя Сафо,
Она, ожёгшись после «интереса»,
Мне говорила:--Ты—не комильфо.—
«Вуа де флёр—вуа де плёр» (Дорога
Роз есть дорога слёз). Здесь, вдалеке,
Вот,собственно, и всё, что я немного
Припомнил на французском языке.
Разнообразье в мире языков
Лишь для того, чтоб кто-то смог точнее
Суть выделить из общей ахинеи,
И смысл разнообразия таков.
(пауза)
Полина, дочка. Есть ещё сестра…
Дочь
Евгения? Дочь гения?
Отец
Когда-то
Мне нравилась словесная игра,
Все были мы когда-нибудь ребята.
Дочь
Моя сестра, в отличье от меня,--
Лауреат международной премии.
Отец
Ты, юридической не кончив академии,
За пятый курс—достойна лишь ремня!
Дочь
Опять?!
Отец
(примирительно)
Всё-всё!.. Я отдал вам весь мир:
Джейн—англо-, а Полин—франкоязычный.
Дочь
Ромео… Гамлет… а теперь ты—Лир,
(поморщившись)
Король!..
Отец
Но с королевством необычным.
Дочь
И где оно?! Не вижу ничего!
Не на яишню променял ты дар свой?!
Отец
То—Царство Духа! И оно, то Царство,
Вне мира и вне времени сего.
Дочь
А! Это то, где всем, кто нищий в духе,
Обещаны местечки в Царстве том,
Всем: проститутке, дряхленькой старухе,
Весь тот дом дур, который есть дурдом!
Отец
Мне от идей пьянящих отверезить
Пора бы. Но!.. то—внутренняя суть
Моя…
Дочь
Да, для того, чтоб грезить
Совсем необязательно уснуть.
Здесь говорят: вся ваша нищета
От вашего зарытого богатства.
И на земле вы неба домогаться
Стремитесь…
Отец
Всё—пустая суета…
Мне так печально. Разглядишь ли ты,
Увидишь ли в оконном промежутке?..
Дочь
(вглядываясь через экран)
В саду увяли все твои цветы?
Отец
Одни лишь не завяли—незабудки.
Дочь
Вдоль нашей речки, помню, берега
Все, сплошь, из незабудковых соцветий.
Отец
Река есть жизнь. А незабудки эти
Есть наша память. И её луга
Огромны!.. Видишь розы?
Дочь
Да, цветы
Совсем увяли, бедные малютки!
Отец
Увяли все… Не знаю, видишь ты,
Одни лишь не увяли—незабудки.
И, если взглянешь дальше, выше, шире,
Везде—в тепле на солнце, не в снегу,--
ЦВЕТЫ, ТЕ ПРОЦВЕТАЮТ В ЭТОМ МИРЕ,
А я уже, пожалуй, не смогу.
Дочь
(показывая в окно)
Подобное увидеть с высоты
Здесь, в январе, на близлежащей вилле,
Возможно: так же вянут все цветы
И лишь одни не вянут—бугенвилли.*
(* Бугенвилли—самые распространённые цветы Лазурного берега).
Отец
Когда пейзаж—крапива и репей
С чертополохом, то, окинув взглядом
Пейзаж, одно желанье движет стадом:
Разлей по кружкам самогон—и пей!
Дочь
Ты прежде был, Отец, совсем другим,
Ты не был мрачным, обращал всё в шутки.
Отец
Увяли розы. Астры. Георгин!
Одни лишь не увяли—незабудки…
Ты маленькой была тогда…
Дочь
Давно.
Отец
И что-то я сказал тебе ехидно.
А ты надулась: «Да-а, тебе смешно…»
Дочь
(припоминая)
Ага, тебе смешно, а мне—обидно.
(шутливо)
Когда был в кругосветке некто Кук,
Услышал он на озере:--Чувак, кыш!
В натуре, эй! Ты чо, не понял, друг?!—
И Кук назвал то озеро—Чувакиш!*
( *Чувакиш—озеро на севере Урала).
Отец
Зачем мне здесь машина?—Не пойму.
Знать, становлюсь я безнадёжно старым.
Имел бы я друзей-татар—к татарам,
Эх, я сгонял бы в Верхнюю Пышму!
Ишо—в Орджоникидзевский совхоз
Сгонял бы на авто за огурцами.
Но нет друзей-татар. И я в обоз
Был списан кой-какими молодцами.
(Отец берёт, поднимая с земли, увядший цветок. Напевает песенку).
Сухлый цветик в скошенном лугу,
Мутно-жёлтый месяц на ущербе,
Сиротливое гнездо на вербе,
Господи, я видеть не могу!
Было! Жизнь цветущая была!
И была весна в родимом крае!
В небе паутинка проплыла,
Как воспоминание о рае.
И моей любимой грустный взгляд
Свет несёт печального укора.
Господи! Да в чём я виноват?!
Занавесь мои глаза от взора!
Ты ведь знаешь, как слепят глаза
Призраки недавнего блаженства!
Так яви своё ты совершенство!—
И была дарована… слеза…
(Песенка Отца—спета).
Дочь
Всё неопределённо, как в лото,
Как принцип Гейзенберга в мире света:
Чем мы точней определяем то,
Тем более расплывчатое это».
Эстетский принцип: «Отыскать красивое
И выделить, и всяко расхвалить».—
Пасётся на лугу кобыла сивая.
Ах, сивая! А дальше—воду лить.
Прошу, ты, как компьютер, не зависни
На чём-нибудь одном…
Отец
Как рикошет,
Ожёг меня волнующий сюжет
Твоей трассирующей яркой жизни!
Дочь
(припоминая, восторженно)
Вчера я в Альпах встретилась с зимой,
И с осенью, и снова с летом!..
Отец
В Альпы ли,
Ещё куда,--но не стремись домой,
Раз навсегда забудь—отрежь, как скальпелем!
Мне грустно, Дочь. Мне грустно оттого,
Что я тебя, наверно, не увижу.
В душе—надрыв. А так—всё ничего.
И молча я в душе таскаю грыжу.
(Отец открывает дверь на улицу, глядит на закатное солнце и на длинные
тени, которые растут и в дальнейшем сливаются в сплошной мрак).
Я никогда бы не признался вслух:
К закату всё длиннее наши тени,
А мы—всё меньше… Но душа и дух,
Они сулят в грядущем возрожденье!
Любил я мать. Любил я и жену.
Но дочери!—особо сердце радо.
Немногих надо мне. Мне надо!.. лишь одну!
И никого, сверх этого,--не надо!
(Отец стремительно приближается к стеклянной невидимой преграде и
ударяется, как синица о стекло. Оглушённый, некоторое время стоит,
болезненно морщась).
А чёрт!
Дочь
Ушибся сильно?
Отец
Что, до слуха
Слова доходят в сумеречной мгле?
Я всё жужжу, как на окошке муха,
Как бабочка, бьюсь тщетно на стекле.
Я часто был на западной границе…
И я найти сумею в ней дыру!
Дочь
А если ты меня не встретишь в Ницце?
Отец
У моря, в скалах, как мечтал, умру!
Дочь
(пытаясь свести к шутке)
А если на пути индейцы скальпы
Срезают?
Отец
Хоть подмётки на ходу!
Я, как старик Суворов,--через Альпы!
А уж Карпаты как-нибудь пройду!
Дочь
(подзуживая)
Ты?.. Контрабандно?!. Перейдёшь границу?!
Отец
Пусть пограничник автомат
Зароет, чем играть со мной в «Зарницу»!
Дочь
(подыгрывая)
Не спрятался кто—ты не виноват?!
Нет, ты неисправим! Мне, что, поддакнуть?!
Ты, как всегда!..
Отец
И снова, и опять!
Чем тихо, молча в жизни прозябать,
Уж лучше громко напоследок крякнуть!
Везде, во всём наставили границ.—
Так нелегально перейду границу!
Я с завистью всегда смотрю на птиц,
Лишь точный выстрел остановит птицу!
Дочь
И через все границы ты ужом
Пролезешь?!
Отец
Да!
Дочь
И в том клянёшься с жаром?!
Ты, что же, здесь хотел бы стать клошаром?!
Отец
А это кем?
Дочь
По-вашему—бомжом!
(Отец сразу сникает).
В моей душе какое-то есть… жало,
Что отравляло жизнь! И моего
Что было в этой жизни?—Ничего!
И ты мне, Дочь… мне—не принадлежала!
Дочь
Загадка есть, секрет какой-то есть
В моём рожденьи.
Отец
Нету никакого!
Ты названа была когда-то в честь
Возлюбленной Надежды Поляковой.
Дочь
Ты, как всегда, не в глаз, так прямо в бровь,
И тот ещё образчик для примера!
Отец
С Надеждою была у нас… Любовь,
Ещё у ней была подруга Вера.
Дочь
Ну вот, а я придерживалась до
Сегодняшнего дня иных воззреньев.
Я ж думала, Полина Виардо…
Отец
Я—не Иван Сергеевич Тургенев!
Дочь
И, значит, всё не так и всё не то!
Не знать бы лучше о твоём секрете!
И это—не Полина Виардо…
Отец
Я не писал роман «Отцы и дети».
Дочь
(тихо)
И выглядит загадки той отгадка
Довольно гадко…
Отец
(как бы извиняясь)
Я—как бы здесь, внизу. И с высоты
Своей—ты на меня глядишь по-птичьи,
Высокомерно чуть… Но я есть ты!
А ты есть я!.. Слегка в ином обличьи.
И подоплёки не ищи другой!
Ты можешь мне поверить, не вникая:
Ты есть такая, Дочь…
Дочь
Я есть такая…
Отец
…Лишь только потому, что я—такой!
Идёт борьба за производство слепков
С самих себя!..
Дочь
Да? Ну-ка, мысль развей.
Отец
Одно открою: ты—не из ощепков
Людской породы… Ты—иных кровей.
Идёт борьба—отнюдь не демократов,
Не классовая, чёрт её возьми!—
Идёт борьба плохих (дегенератов)
С хорошими (нормальными) людьми!
Я говорил уже о многом
И лишь об истине одной
Не говорил: Одни—под Богом,
Все прочие—под Сатаной!
Когда вступают с кем попало в брак
Три, максимум, четыре поколенья,
То, как бы не пришлось, без сожаленья,
Списать потомство это в хлам и брак!
Чтоб вместе быть, преграду лишь убрав, мы
Сумеем!..
(Отец резко подаётся вперёд и ударяется о невидимую преграду, как синица о
стекло, и бессильно опускается на пол).
Нарушенье правил—фол!
Вид спорта неконтактный—волейбол,
Но в нём бывают часто травмы.
На том “Windows”, невидимой преграде,
Я бьюсь…
Дочь
Да так, что с крылышек пыльцу
Всю сбил ты!...
Отец
Дочь, прошу я, бога ради,
Дозволь пробиться до тебя Отцу!
(Дочь отвечает Отцу молчанием).
Что ж, здесь, в России, остаюсь,
Ослабнув от пути.
Из края в край огромна Русь…
Дочь
Да некуда идти.
Отец
И в эту сторону, и в ту
Вела меня стезя.
Дочь
Жить на Руси—невмоготу.
Отец
И без неё… нельзя.
И нету сил моих уже
Куда ни то—идти.
Дочь
Когда покоя нет в душе,
Так, значит,--не найти.
Отец
Закинуть за спину суму?
Иль зло творить, как тать?..
Эх, ведь не первый я, кому
В России пропадать…
Никак я не расстанусь с этой клеткой,
С ней, старой, ржавой, и в которой дверь
Разломана уже… Знать, птичку, детка,
Удерживает что-то и теперь.
Хотя я до сих пор ещё здоров,
Дела мои совсем, пожалуй, плохи:
Здесь делят всех на лохов и воров.—
Я не был вор. Но не пойду и в лохи.
Нет, я не бросил эту федерацию,
Но я тебя, отчасти, продублировал,
Уйдя во внутреннюю эмиграцию…
Вовнутрь себя от всех я эмигрировал.
Когда на чьей-то хазе фраера
До одури ширяют всякой дури,
Пришьют их всех, в натуре, мусора,
Пришьют в натуре!
(изображая)
-- Да я мента пришил с винта,
Когда на хазе озоруя,
Дал скок. Чо пялишь два клифта?!
В натуре, чо мне врать, не вру я!--
Дочь
Ряды свои сначала преумножат,
Ну а потом друг друга—уничтожат.
Отец
В былые времена сплошной загон
Страна напоминала, как на зоне,--
В двойной колючке! А теперь закон—
Лишь в смысле «волчий» и « воры—в законе».
Их вид, когда туда-сюда снуют,
Порой меня до бешенства доводит:
Ворованное перепродают
И ничего никто не производит.
И крепнет убежденье, год от года,
Чем далее, тем крепче и сильней,
Что ныне вожделенная свобода—
Разнузданность распущенных свиней!
Как далеки от их и как несхожи
Воззрения мои и мысли тож:
Какие-то показывают рожи
И жопы этих самых рож.
И я с тревожным чувством, всё растущим,
Приглядываюсь к ним со стороны:
Реалистично прошлое страны,
Но с сюрреалистическим грядущим.
Дочь Вера, дочь Надежда, дочь Любовь
У Мудрости—у матери их, Софии!
Россия сможет возродиться вновь!—
Но не на уголовной философии!!!
Неволен я менять в своей судьбе…
Дочь
Мы сами жизнь творим свою.
Отец
Мы сами…
Я плачу, Дочь.
Дочь
Ты плачешь—по себе.
Отец
И плачу я кровавыми слезами.
Ты видишь, Дочь. Ты видишь ли, я в изнь…
В изнеможеньи, словно умираю.
Ты—это я. Ты—будущая жизнь.
Залог того, что не чужой я раю.
Вот каламбур: He dies—to Paradise.
Что в переводе: Умирай—и в рай…
Дочь
Ты всё о смерти.
Отец
Нет, в одну «игру»
Играю я и вовсе не утрирую:
Я никогда, Полина, не умру,
Я в райский край однажды эмигрирую.
Я чувствую в душе, что очень стар
И что ещё в дальнейшем остаётся?—
Пройти туда проливом…Гиблартар
(Иль Гибралтар? Или Тартар?) придётся.
Как музыка звучат: есть на земле—
Ты видела и знаешь их!—есть где-то
Пролив Ла-Манш, пролив Па-де-Кале,
Как па-де-дё из русского балета.
Я много куролесил, колбасил,
Я всё отдал, всё, до последней капли!
И на одном стоять, подобно цапле,
Уже нет ни желания, ни сил…
Нет зависти совсем к судьбе ничьей—
Успеть бы промотаться до банкрота.
И чтобы от заржавленных ключей
Открылись мне скрипучие ворота
Не знаю, как по-русски, до конца,
Всё высказать… Вот песенка Отца:
(Поёт песенку Отца).
I returned, but... I’m alone.
I am tired, but alive.
And I strengthen as the stone,
But afraid if just a knife!
Refrain:
I am tired, I am tired,
I am tired, but alive.
I am tired, but alive...
Дочь
Француженке ты мог бы перевод
Дать по-французски!
Отец
Лишь по-русски. Вот:
(Продолжает песенку на тот же мотив).
Я вернулся, одинокий,
Пусть уставший, но живой.
И я крепок, словно камень,
А боюсь я—только нож!
Припев:
Я уставший, я уставший,
Я уставший, но живой.
Пусть уставший, но живой!
Дочь
Мы все в свой срок уйдём.—И роль моя
Прервётся в мировом спектакле.
И горсткой праха тоже стану я!
(тихо)
Я… бывшая в тебе когда-то каплей.
Отец
Есть тот, кто в этом мире всё решает
И отпускает каждому с небес.
Взять муравья, чья ноша превышает
Раз в десять муравьиный вес…
Сам удивлён, как проложил умело
Я в сотни тысяч вёрст следов пунктир:
И не подох ни в возрасте Ромео,
Ни в Гамлетовском! Стар лишь стал… как Лир.
А потому давай реально взвесим:
Что ожидает нас, к чему придём?
Дочь
Жизнь есть заразная смертельная болезнь,
Передающаяся половым путём.
Отец
Коль станешь падать, люди по злобе
Лишь подтолкнут…
Дочь
Себе поможем—сами!
Отец
Я плачу, Дочь. Я плачу—по тебе!
И плачу я кровавыми слезами.
Дочь
И где, не вижу, хоть одна слеза?!
Отец
Поток из слёз из глаз моих изыдел!
Я заглянул сейчас в твои глаза
И там, в твоих глазах, себя увидел!
Ты—это я!
(пауза)
Тебя, в твоей судьбе,
Как мотылька на пламя,--завлеканье
Ждёт!
Дочь
Буду днём на пляже в Сен-Тропе,
А вечером на дансинг съезжу, в Канне.
А если разболится голова,
Наскучит побережье либо,
На яхте укачу на острова,
В Антибы.
Отец
Но, Дочь!..
Дочь
Что дочь?! Мне выпал редкий шанс,
Тебе не выпавший доселе:
Мы ездили в Париж через Прованс,
В Гавр, в Дувр, в Нормандию и до Брюсселя!
Тебя не выпускали за кордон?!
Отец
О стенку хоть башкой разбейся.
Повинен в этом был один кондом,
Надутый важно гонором и спесью.
Так Индию я и не увидал,
А до неё мне обломилась Куба.
Дочь
Когда в стране вся власть в руках чандал,
Чандал с брахманом обойдётся грубо.
Отец
Да, не был он брахман. И не был мудр.
Невзрачный человек, каких немало.
Едва ли он из низкой касты шудр,
Скорей, из низшей касты он—чандала.
Дочь
Чандалам из России, словно бур
Во все структуры властные проникшим,
Индусами придуман каламбур,
Их имидж подкрепляя: Рашен—рикшен!
Я знаю их, они жующих бетель
Иль выкуривших только что гашиш
Напоминают.
Отец
И оценят—эти ль?!
Они всегда в кармане держат шиш.
На годы изымали аусвайс—
И валенком накрылась заграница!
Твой город: по-английски Nice—
«Прекрасный», по-немецки—Nizza.
Дочь
В энциклопедии, мне помнится, всего
И сказано, что здесь—могила Герцена.
И это—всё, и больше—ничего.
Отец
Энциклопедии советской этой хер—цена.
Дочь
Орган в соборе Нотр-Дам-де-Ниц
Я слушала…
Отец
Дай досказать о слове!
Припоминаю, в Кракове и Львове
«Ничто» на польском значит слово «ниц».
Дочь
Так трудно нам с тобою объясниться.
Отец
На разных языках мы говорим.
Где ты, где я и где такая Ницца?
Дочь
Южней Парижа, западней, чем Рим.
Отец
РАССЕЯННЫЕ РУССКИЕ в пространстве,--
Так объяснить значенье я берусь
И смысл, и символ вечных странствий
Всех тех, кто составлял Рассею, Русь.
Исчезнувшие с Апеннин этруски,
Кто знает, но, быть может, это—русские?
Бог Солнца Ра Египта, свет рассея,
Присутствует в названии «Рассея».
Деревня на латыни будет «рус»…
Дочь
Ну, понесло совсем куда-то мимо.
И немец—рус? Поскольку немец—прусс?!
И «рус» в названьи Иерусалима?!
Гипотезы—неверны. Их отбрось!
Отец
Есть версия точнее и красивей:
Мне нравилась река с названьем Рось,
Быть может, это есть исток России?!
Ты слушаешь?
Дочь
Да.
Отец
Ты должна там дочку
Родить. И сына. Слушай и не спи!
Не ты—родоначальник всей цепи,
Так не прерви, прошу тебя, цепочку!
Последней в том бесчисленном ряду,
Уже не мне—тебе куда-то вдаль нести,
И, сохранивши гены гениальности,
Продолжить цепь, последняя в роду!
Согласен, проиграли мы в войне,
Где полководцем—Михаил Кутузов.
Роди в Париже внуков мне—
Хорошеньких французов-карапузов.
Дочь
(резко вздёрнувшись)
Я помню это.
Отец
Да?! Но ты со мной
Так говоришь, как будто в раздраженьи.
Клонированье, клон—совсем иной,
Неподходящий способ размноженья.
Дочь
Нет, ты бываешь всё-таки несносным!
Тычинка, пестик, партеногенез,
Есть способ—опыленьем перекрёстным,
Отпочкованьем…
Отец
(поперхнувшись)
Всё же лучше—без.
Один есть верный способ, по-старинке,
Всегда я был приверженец его:
Лишь парень с девкой! И на вечеринке
Ни музыки не надо, ничего!
Враги подохнут оттого, что вымрут!
Так жизнь устроит им, что—перемрут!
Красавицу родил я, а не мымру—
Есть область, где французы не соврут!
Дочь
Так, значит, ты беременный был мной?
Отец
Да, месяцев, пожалуй, где-то девять
Иль десять…
Дочь
И скрывал ты это?! Мне ведь
Всегда казалось, кто-то был иной.
А что же мать?—Хотела бы спросить…
Отец
Я полностью согласен в этом
С Кораном и пророком Магометом:
Мужское семя—женщине носить.
А мать, она есть то же, что земля—
Произведёт на свет лишь то, что вложишь.
Порой бывает плодородной для
Произрастанья. Глянь в окно. Да вон же ж—
Там, на горе, сады.
Дочь
Нет, всё не так!
Отец
Вот Библия, та утверждает прямо,
Что Исаак родил, да, Исаак,--
Заметь, не Сарра!—сына Авраама.
Есть ты и я. И нас с тобою--двое.
Дочь
Один ты!
Отец
Арифметика не врёт.
И снова роды вспомнились: живое
На свет идёт головкою вперёд.
Мне грустно, Дочь. Ушёл мой паровоз-то,
Билета нет—никто не заберёт.
А, в сущности, рожать довольно просто:
Взял только ноги в руки—и вперёд.
Дочь
(сердито)
Когда несёшь такую дребедень,
Я вынуждена…и должна смолчать я?!.
Отец
Да! Не был я при таинстве рождень…
Я… точно был при таинстве зачатья!
(Дочь поперхнулась, затем машет рукой, жестом давая понять, что
горбатого не исправить).
С наивной верой, а не в похвальбе
Я утверждать способен неустанно:
Родить сумеет нового Ростана
Эдмона—Франция! Благодаря тебе.
Он был любимый мой соперник!
Дочь
Его переводившая, точней,
Татьяна Щепкина-Куперник?
Отец
Я отношусь с почтеньем к ней.
В стране, где жили д’Артаньян, миледи и
Де Бержерак, роль собственную--втиснь!
В той дьявольски Божественной комедии,
Которая зовётся—«ЖИЗНЬ»!
В нас—в каждого!—природой код заложен:
Я ДОЛЖЕН СДЕЛАТЬ ТО—ЧТО СДЕЛАТЬ ДОЛЖЕН!»
Ну вот, сказать хотелось обо всём,
А не сказал ничто и ни о чём…
Любой из нас такое нагородит,
Что более—никто не разберёт.
Всё в этом мире в свой черёд проходит,
И это тоже, в свой черёд, пройдёт.
Дочь
Твои слова мне скоро будут сниться.
Отец
Но время есть!
Дочь
Нет, время истекло…
(Отец резко подаётся вперёд и ударяется о невидимую преграду).
Раз видела, влетевшая синица
До смерти билась о стекло.
(Связь обрывается).
Конец 1-й части.
ЧАСТЬ 2.
Отец. Он один. Сидит за компьютером.
Отец
Да, дети наши повторят, точь-в-точь,
Родителей своих! Хотя бы мельком,
Ещё хоть раз увидеть бы мне Дочь!
Так, файл: жамэ, собачка, мэйл. ком.
(Набирает код. Ждёт. Восклицает).
Welcome!
Компьютер даже, может быть, найдёт
Иголку в глубине сенного стога.
Но никогда он не отыщет код,
Что открывал бы доступ к сайту Бога!!!
Лишь виртуальность дочери моей—
Вся эта виртуальная реальность!
Но, несмотря на трудности и дальность,
Я должен, должен!.. повстречаться с ней!
(Напевает песенку Отца).
Я часто снимался с насиженных мест,
Нигде не вставал на прикол.
А нынче… что ждёт???—Лишь берёзовый крест…
Берёзовый крест иль осиновый кол.
Когда-то был выбор: лететь, может, в Брест,
В Хабаровск иль в Старый Оскол?
А нынче лишь выбор: берёзовый крест…
Берёзовый крест иль осиновый кол?
Сокол, лишь для кур предназначен насест!
Все перья ощипаны, гол…
И ждёт впереди—лишь берёзовый крест…
Берёзовый крест иль осиновый кол.
Где братья? (Все—там…). Я один, словно перст!
Где жёны?—Я гол, как сокол…
И что впереди?—Лишь берёзовый крест…
Берёзовый крест иль осиновый кол.
И не занесут меня нынче в реестр,
К досье не пришьёт дырокол.
И ждёт впереди—лишь берёзовый крест,
Берёзовый крест…
(Песенка Отца—спета).
(По другую сторону стеклянного экрана появляется Дочь, которая сидит
за компьютером).
Дочь
Ты пишешь?
Отец
Да.
Дочь
Вдали от тёплых стран,
Должно, располагает атмосфера?
Отец
О, да! Представь, когда читал Коран,
Писал «Евангелье от Люцифера».
Дочь
Не выдохся? Не исписался?
Отец
Нет!
Ещё трагикомедий, фарсов—очередь!
Хотел бы знать, какой такой сюжет
От маленькой мне будет, младшей дочери?!
Но дочери мои—пока молчат
И я не беспокою зря девчонков.
Волнительный сюжет, когда внучат
Мне станут приносить, моих внучонков!
Дочь
(меняя тему разговора)
Вот Пастернак—лирический поэт…
Отец
И кормовую репу пастернаком
Зовут!.. Но, при значении двояком,
К культуре сохраняю пиетет!
Дочь
К сельскохозяйственной?
Отец
К любой культуре!
На свете масса всяческих культур!
Есть некая пикантность в каламбуре:
Весь мир—дурдом. Дурдом—дом дур!
Жил-был поэт когда-то—Жак Кокто.
Дочь
Что он писал?
Отец
Ты хоть любого свистни,
Ответят что-нибудь тебе, как то:
«Никто творил ничто». И всё, как в жизни.
Дочь
Тебя послушать, так ты—триумфатор.
Отец
А что?
Дочь
Да не похож.
Отец
Папаша твой
Шагающий закончил экскаватор,
Теперь работает на буровой.
Дочь
Как?! Снова?!
Отец
Да. Встал на свои круги я.
Дочь
И что?
Отец
Доход имеют с них другие.
Дочь
Надеешься и ждёшь чего-то… Странно.
Отец
Да! Если сформулировать общо,
Я в чём-то где-то выстрелю ещё!
И сбрасывать меня со счётов рано!
Дочь
Я думала, давно пора забыть!
Я так и думала, признаться.
Отец
Не в том вся трудность, чтобы КЕМ-ТО БЫТЬ
В прошедшем, но—и впредь!—ИМ ОСТАВАТЬСЯ!
ЖИЗНЬ—СРЕДСТВО ПОЗНАЮЩЕГО. И ты,
Имея шанс и редкую возможность,
Познай всю грандиозность высоты
И глубины, и, в то же время, сложность!
Не знаю, как по-русски, до конца,
Сказать… The song “My job”! То—песнь Отца:
(Отец поёт песенку “My job”).
I like my job, I love my job!
Only in my job I feelling: I’m a free!
My friend says me “the job” as “iob”,--
“Iob” in Russian as “the fucking”...I’m agree!
Refrain:
Oh, my job! Is best from others!
On my job are friends and brothers!
Oh, my job! Is best around in the world!
Gives me all, I only wishing,
It’s my christ and it’s my mission,
With my job I never will be sad and old!
I like my job! I love my job!
I enjoy, I very happy, I am glad!
I’m not saleman, I’m not a snob.
In this reason don’t unhappy, don’t a sad!
Refrain:
I like my job! I love my job!
As sunset, sunrise, the snow and the rain!
Don’t finish its! Don’t end! Don’t stop!
Oh, my job! Is most my favorite refrain!
Refrain:
I like my job!..
Дочь
А перевод?
Отец
Пардон. Прошу, прости,
Не знаю, как “the iob” перевести.
Дочь
Отец, ты, как компьютер, не зависни
На чём-нибудь одном!
Отец
Что моего
И было в этой жизни?—Ничего!
И ничего—так, тьфу!—всей этой жизни!
Всю жизнь мою, отнюдь не первый год,
Поверь же моему признанью,
Ищу я некий тайный скрытый код!
И новый ход! И новый ключ к познанью!
Дочь
Всю жизнь искал…
Отец
Искал путей иных!
Дочь
И снова ищешь?
Отец
Да! Ищу я снова!
Дочь
Но одиночество?!
Отец
Есть бегство от больных.
Дочь
Нет, одиночество—побег больного!
Отец
Всю жизнь искал!
Дочь
Но так и не нашёл!
Отец
Всю жизнь в пути…
Дочь
Но так и не дошёл!
Отец
Всегда стремился…
Дочь
Так и не достиг!
Отец
Всегда я мыслил…
Дочь
Так и не постиг!
Отец
Всю жизнь творил…
Дочь
Но где твои творенья?!
Отец
И темень, темень
После озаренья.
(Отец вскипает до ярости).
Прожиты мной великие сюжеты!
Гомера «Одиссея», весь Шекспир:
И «Гамлет», и «Ромео и Джульетта»!
«Отелло», «Макбет», старый бедный «Лир»!
Сюжет Иисуса?!—Я тоже был распятый!
И у меня был Гефсиманский сад!
Когда б один лишь только враг заклятый!..
Я рай носил в душе своей и ад!
Сюжеты «Сирано де Бержерака»
И «Шантеклера», и сюжет «Кармен»,--
Я всё прожил и выжил! Всё!!!
Дочь
Однако,
Что, кроме старости, ты получил взамен?
Отец
(тихо)
Итог: «НИЧТО, которое ничтожит»…
(кричит)
Но «Дон Жуан» и дантовский сюжет
«Божественной комедии»--мной прожит!!!
Я всё прошёл!!!
Дочь
Пройдя, как рикошет…
Отец
От рока, говорящего: «Погибни!»--
Нельзя уйти! И от своей судьбы.
Там, где дубы стояли—лишь одни пни,
А были прежде крепкие дубы!
Моя судьба быть не могла иною!
И, если до сих пор, не погубя,
То потому, что совладать со мною
Никто не мог! Лишь не сильней себя
Я сам! И только сам себя, конечно,
Я сокрушу—никто не сокрушит!
Я—Вечный жид!
Дочь
Хотя… ничто не вечно.
Отец
И я не вечный…
Дочь
И совсем не жид.
Отец
Когда окидываю долгим взглядом
Мой путь, всё вспоминая чередом,
Как жаль, я никого не вижу рядом
Ни в этом веке, нынешнем, ни в том.
(Отец подходит к невидимой стеклянной преграде и гладит стекло там,
где Дочь).
Конечно. Да… Ты смотришь с высоты,
Участвуя совсем в другом спектакле!
Но я—в ином обличьи—это ты!
Ты,бывшая в Отце когда-то…
(кричит)
… каплей!
(спокойно)
И декорации в спектакле—Парадиз.
Лишь тот, кто из бомонда, стать актёром
Сумеет в нём.
Дочь
Спектакль, тот, в котором
Играю—твой! Остынь и разрядись.
Я—Дочь твоя…
Отец
(улыбаясь, мягко)
И в профиль, и в анфас,
В танцующей походке, в силуэте.
Я знал, что дети будут лучше нас!
Дочь
(улыбаясь)
Тем боле, внуки ваши…--Наши дети!
Отец
Прости меня. Прости меня! Я в изнь…
В изнеможеньи… Был я одержимым
Всегда в погоне за… недостижимым
Всю жизнь мою, всю жизнь мою, всю жизнь…
И я уйду, потомками сменясь!
Вот вывод, сам собою разумеем:
Всё то, что в этой жизни мы имеем,
Принадлежало тем, кто был до нас.
Ты давнее сейчас (почти предание)
Напомнила, признаюсь тет-а-тет:
Я в области фигурного катания
Известен был под кличкою «Эстет».
Когда на роликовых я коньках
В Крыму катался, то всерьёз, от жира
Оплывшие, «припоминали»:--Ах!
Он был когда-то чемпионом мира!—
(Отец отвернулся от Франции и глядит куда-то—в сторону Англии).
Карамышева Наточка, прости,
Не выйграли мы в Олимпийских играх.
В соавторы хочу произвести
Тебя в моей трагедии я в титрах!
Живёшь ты где-то в Лондоне сейчас,
Расстались мы с тобою в слёзной ссоре.
И что тебе скажу на этот раз?—
Forgive me. I remember you. I’m sorry.
Jane Torwill and Cristofer Dean,
Вам, бывшим олимпийским чемпионам,
Во времени далёком, оном,
Не быть бы ими!.. Неисповедим
Мой путь…
Дочь
Ну, понесло куда-то мимо!—
Пешком дойдёшь до Иерусалима.
(Отец снова поворачивается в сторону Франции).
Отец
Отпущенный мне смолоду кредит,
По-видимому, мной уже проеден.
Служить глухим не станет поп обеден,
А отпевает то он, что смердит.
С тобой, как перед богом, говорю.—
Настолько искренен!
Дочь
А посторонние?
Отец
Достойны, в лучшем случае, иронии.
Что им сказать: гав-гав или хрю-хрю?
(пауза)
Я помню, в детстве, часто мы играли
Вблизи роддома… Рот теперь скриви
От омерзенья: в бочке, что в сарае,
Зародыши там плавали в крови.
Нас несколько, мальчишек и девчонок,
Примчались мы туда на всех парах.
И до краёв наполненный бочонок
Внушал нам ужас, помнится, и страх.
Воспоминаний давних вереница…
И Апокалипсис твердит о них:
«Из чаши вавилонская блудница
Пьёт нечистоты мерзостей своих!»
(тихо)
Я знал её, я знал её любовников,
И кровная бессмысленна здесь месть.
Из множества врагов моих и кровников
Враг истинный она лишь только есть.
Я прежде молод был, был разговорчив
(На старом файле в базе данных сверьть),
Но понял я… но понял я, что горче
Мне женщина была—чем даже!.. смерть!!!
(Отец, взволнованный, отворачивается от экрана, уходит в глубину и говорит,
обращаясь куда-то в глубину сцены).
Я вспомнил, в Средней Азии смоковница
(Шелковица, иначе, и тутовник)
Нас прятала от солнца. И любовница
Была тогда со мной, я был—любовник.
От груза лет спина бессильно горбится,
Стал стар тот прежний пламенный любовник.
Смоковница, она же и шелковица
И тутовое дерево—тутовник.
Что сталось с нею, прежнею любовницей?—
До сей поры я ничего не знаю.
Должно, под стать засохшей той смоковнице,
Что иссушил Иисус, проклиная.
Всё прежнее, вся жизнь порою вспомнится!
Я, грешник, по местам святым—паломник.
Имеет три названия смоковница:
Шелковица, смоковница, тутовник.
(пауза)
Была когда-то самой яркой ты,
В тебе был мною идеал опознан…
Но в этой жизни хуже нет… мечты,
Сбывающейся слишком поздно.
Когда-то мог я лишь мечтать посметь—
Иметь такую в качестве партнёрши.
И понял я, и понял я, что горше
Была ты для меня,..чем даже смерть!
(Отец снова возвращается к экрану компьютера).
Дочь
Так что есть истина?
Отец
Ответа нет,--
Иисус не ответил…
Дочь
Так, постой-ка,
А Интернет?
Отец
Не сможет Интернет
Ответить на вопрос твой. Он—помойка.
Компьютер, да, возможно, что найдёт
Иголку в глубине сенного стога!
Но никогда он не отыщет код,
Что открывал бы доступ к сайту Бога!!!
Ввести в компьютер вирус «I love you»--
Как современный танк подбить из ПТУРСа.
Дочь
А, коль ввести тот вирус в жизнь твою?
Отец
То сбить её с намеченного курса.
Как Игорь Николаев в те года
Далёкие пел: старенькая мыльница
Вся напрочь, до упора, перемылится
И лишь любовь, та—никогда!
Дочь
О, да!
А вот Алсу…
Отец
Татарский паренёк
Раз мне сказал:--Йёк-йёк, Алсу, йёк-йёк!
Но часто слышал от других татар:
-- Бар-бар, Алсу. Бар-бар, Алсу. Бар-бар!
(Отец говорит в сторону, поскольку никак не может сказать Дочери
следующее).
Варум пропела в микрофон: «…И будто»…
А дальше что-то охала и ахала,
На всю страну прокаркала «ебут-то»,
Но никого, похоже, не затрахала.
(Снова поворачивается к Дочери).
Дочь
Так упоительны в России вечера!
Отец
Ага. Бывало, выйдешь вечерами,
Одни бомжи лишь светят фонарями,
И, коль не мусора, то фраера.
Дочь
Ты видишь шторм?
Отец
В Mediterranean Sea?
Дочь
В моём окне!
Отец
Нет.
Дочь
Значит, не сумеешь.
Проклятый сканер!
Отец
Рыбку не проси
Ты золотую больше, чем имеешь.—
Прогневаешь её. И так
Всё море рябью волн покрыто.
Есть у тебя уже…
Дочь
Рыбак?!
Отец
(плюётся)
Тьфу!
Дочь
И разбитое корыто?!
Штормит Mediterranean Sea,
О берег волны ударяют гневно!
Отец
Ты золотую рыбку не проси
Стать средиземноморскою царевной.
Дочь
Ну, мелодрама! Только дуракам
Отрадно слышать тех стенаний вопли.
И, сопереживая, эти сопли
Размазывать манжетом по щекам.
Отец
Прости, есть что-то, что лежит, как плесень,
На всём, хоть сквернословь, не сквернословь:
Французский брак…
Дочь
Французская болезнь?
Французский поцелуй, французская любовь?
И, всё-таки, на будущее, впредь
Я знать хочу, всего ль на белом свете ль
Добиться можно?
Отец
Да! И бог—свидетель.
Лишь только надо сильно захотеть.
(Дочь незаметно для Отца нажимает клавишу на сканере).
Дочь
Проклятый сканер!
Отец
Всё слилось в пятно!
Дочь
Что скажешь на прощанье, подъитожа?
Отец
Что истина и правда—не одно
И то же…
В Париже есть картина, непременно
Увидь её, Там композитор, Дочь:
Аккорд последний из-под рук Шопена.
Ты воспроизведи его, точь-в-точь.
Забыл, каких Шопен коснулся клавиш.
Какой извлёк он из рояля звук?
Но ты отца невежество исправишь.
И слов последних не забудь, мой друг.
Дочь
Ну всё, уже готовы хлынуть слёзы,
Их не вмещает глаз резервуар.
Отец
Какие ждут тебя метаморфозы?
Дочь
Хорошие, папа. Оревуар.
(Отец вдогонку, пытаясь договорить).
Отец
Постой! Ты слышишь?!
Дочь
Да, слова до слуха
(зевает)
Ещё доходят в сумеречной мгле.
Отец
Я всё жужжу, как на окошке муха,
Как бабочка, бьюсь вусмерть на стекле,--
На том «Windows», невидимой преграде…
Дочь
Так бьёшься, что на крылышках пыльцу
Всю сбил ты…
Отец
Дочь! Прошу я, Христа ради,
Дозволь пробиться до тебя отцу!
Дочь
Твои слова мне скоро будут сниться.
Отец
Но время есть! Ещё не истекло!!!
Раз видел, в дом влетевшая синица,
Увидя волю, вусмерть бьёт в стекло!
Ты знаешь, я звонил тебе: твой зуммер
Всё исчезал куда-то, всё лавировал
И всё гудел гудками… Словно умер
Тот человек, который эмигрировал.
Вот версия! Её сочтёшь ты вздором…
Дочь
Цена ей—франк, по курсу—три рубля?
Отец
ЛУНА ЕСТЬ ТОЛЬКО ЗЕРКАЛО, В КОТОРОМ
НОЧАМИ ОТРАЖАЕТСЯ ЗЕМЛЯ.
И ночью в нём, в том зеркале, я вижу
Тебя! Быть может, только мне и зрим
Твой образ в зеркале!—Южней Парижу
И западней, чем Рим!
(Дочь незаметно включает клавишу ДУ, звучит известная минорная песня
Джо Дассена. Отец прислушивается).
Ещё гипотеза: аккорды—это хаос!
А придают звучанью глубину
И магию—чередованье пауз!
Дочь
Особенно, когда слились в одну,
Звучащую рождая тишину.
Отец
И каждый человек, будь то Пракситель,
Российский бомж, зулус, Хемингуэй,
Да, каждый человек, он есть… носитель
Неповторимой музыки своей!
Когда я пел, казался мне отличным
Мой голос.
Дочь
А другим—скрип колеса
Напоминал…
Отец
Разительно отличны
И внутренний, и внешний голоса.
Дочь
То, как тебя восприняли другие
И как себя воспринимаешь ты—
Различье есть.
Отец
Дочь, я прошу, мосты
Сожги и позабудь о ностальгии!
Что до меня, то всё уже… я выбрал!
Нет никаких альтернатив…Я—стар.
Осталось лишь пройти проливом Гибрал-
тар… Лишь пройти проливом Гибралтар…
Я к самому себе приговорён.
Пожизненно!
Дочь
Все люди так.
Отец
Ты—тоже.
Всё можно сделать, коль не изнурён.
Побереги себя, не лезь из кожи.
Все мужики на девушек, сопя,
Глядят.
Дочь
Нравоучения—излишни.
Отец
Вот мой завет: Да возлюби себя!
А сам себя пускай возлюбит ближний.
Дочь
В Евангельи—иначе.
Отец
Нет, точь-в-точь,
Как я сказал.
Дочь
Ты—набожная паства?
Отец
«Как дети будьте». (Понял я: как Дочь).
Тогда лишь обрету я Божье Царство!
А вот ещё религия! Кумир
Дал истину и не переиначишь:
Что толку, если обретёшь весь мир,
А кошечку домашнюю утратишь?
Я—истина. И я есть путь.
Я есть для вас, больных,--лекарство.
Подобен кошечке домашней будь—
И обретёшь на небе Божье Царство!
И я вам говорю: Бог есть ля мур.
И говорю всем вам я, духом нищим,
Что в мире лучше звука, чем «мур-мур»
Домашней кошечки, мы не отыщем.
Не шьёт одежды—и какой в том прок?—
Но у домашней кошечки убранство
Царицы Савской краше!—Так пророк
Даёт ученье нео-кискианства.
(Прислушивается к музыке).
Когда такая музыка, то немы
Уста.
Дочь
Обычный, в сущности, сюжет.
У этой музыкальной темы
Развязки нет. И разрешенья—нет.
Отец
Дочь, видишь ли ещё?
(Дочь кивает).
И слышишь?
Дочь
Да.
Отец
Бог дал мне дочерей и не дал сына.
(пауза)
Прощай, прощай… И, если навсегда,
То навсегда прощай… Прощай, Полина.
Дочь
Адью, папа. Адью, папа. Адью…
(Дочь выключает музыку. Звучащая тишина).
Отец
Я полюбил французский чрезвычайно!
Совсем не то, что близкое звучанье
У англичан их «thank you» и «fuck you».
Так, значит, по-французски я—«папан»?
Дочь
Ты весь дрожишь.
Отец
Прости, здесь холод жуткий.
В душе завяли розы и тюльпан,
Одни лишь не завяли—незабудки.
О, Франция! О, Ницца! О, Париж!
Дочь
Но лишь один Париж достоин мессы.
Отец
Да… так, наверно… как ты говоришь…
(восклицает)
Но точно! Только ты!—достойна пьесы!
Язык английский, что горох о стенку,
Никак не вдолбишь в голову мою:
Их благодарственное «фэнк ю»
Звучит, как грязное «фак ю».
И, сколько я ещё ни набуровь…
Дочь
Песнь лебединую?
Отец
Иль песнь… павлина?..
Но нет, Полина. Нет, моя любовь!
Я не любил… достаточно,.. Полина!
Дочь
(глядя в окно)
Наверно, скоро ливень и гроза.
Отец
(глядя в своё окно)
Наверно, снег пойдёт… До скорой встречи.
Дочь
(глядя на Отца)
И оплывают у тебя глаза,
Как воском оплывают свечи.
(Глядя в окно).
Сейчас предельно близко Марс к Земле,
Оранжевая к голубой планете.
Близка его петля к её петле
Раз только в шестьдесят тысячелетий.
К вечерней мессе зазвонил звонарь
На Нотр-Дам-де-Нис. Я—на балконе.
И Марс, он, как оранжевый фонарь
Подвешенный—горит на небосклоне.
Отец, проникнув взглядом вглубь времён,
Тому, что ты испытываешь, где я
Найду подобное?
Отец
Пигмалион.
И то, что создал он.
Дочь
Я—Галатея?!
Отец
(кричит)
Дай мне взглянуть, ещё хоть раз последний,
И умереть от счастья полноты!
Я был красивый, двадцатидвухлетний,
Давно когда-то, как сегодня—ты!!!
(Дочь отключает сканер, отчего на экране у Отца пропадает изображение, и
снова выходит на балкон, откуда глядит на шторм. Отец, видя, что связь
оборвалась, обратная связь, сидит, обхватив голову руками. Он плачет, но
слёз его не видно: или они высыхают, не успев пролиться, или он плачет так,
что слёзы изливаются внутрь. Говорит, ни к кому не обращаясь).
Мои глаза настолько горячи,
Что слёзы, не успев ещё пролиться,
Как будто испаряются!.. В ночи
Сверкает сполохом зарница.
Любил я мать. Любил я и жену.
Но дочери—особо сердце радо!
Немногих надо. Надо лишь одну!
Мне никого уже не надо.
Безвременье! Настал и твой черёд.—
У времени повадка лисья.
И осенью, под високосный год,
Не пожелтев, опали листья.
Успел я мало. Больше—не дано…
Но что успел—сияет мне жемчужно!
Немного нужно. Нужно—лишь одно!
Мне ничего уже не нужно.
Наверное, в душе моей—зима.—
Так говорил не я, а Фридрих Ницше
Пред тем, как вскоре выжить из ума.
И это он сказал когда-то в Ницце.
(Молитва Отца. Отец молится).
Иже еси, Господь, на небеси,
К тебе взываю:
Я погибаю. Господи! Спаси!
Я погибаю.
И кто ещё поможет на Руси?!
Лишь одного на помощь призываю:
Помилуй мя. Помилуй и спаси,
Я погибаю!
Содеянные прегрешенья вси
Неужто только смертью искупаю?!
Помилуй мя. Помилуй и спаси!
Я погибаю.
Отец небесный мой, иже еси,
Не дай мне пасть в борьбе с бесовской силой!
Я погибаю. Господи, спаси!
Я погибаю. Господи, помилуй!
Три заповеди волчьи: не проси,
Не верь, не бойся…--Мне из них любая
Не подойдёт! Господь, иже еси,
Спаси меня, прошу! Я погибаю.
Прошу тебя, властитель бытия,
Хотя… ты не такой, как на картинке,
Не дай исчезнуть маленькой пылинке,
Которая зовётся «я».
Проделать в жизни очень длинный путь,
(Кто траекторию его начертит?)
Неужто для того, чтоб заглянуть
В звериные глаза своей же смерти?!
(пауза)
Вот в чём вопрос: “To fuck or not to fuck”...
Ещё прямей спрошу, ещё упрямей:
-- Эй, старый стоптанный изношенный башмак!—
А не пора ли быть в помойной яме?!—
(Поёт песенку о старом стоптанном башмаке).
Старый стоптанный башмак
На помойку брошен ныне,
Вспоминал универмаг,
Где стоял он на витрине.
И была ему цена,
И ему имелась пара.
Где теперь, ну где она?—
Стоптана и так же стара.
--В мире всё,--твердит Коран,--
Производится четами.—
Коль овца, то и баран,
Так и с протчими скотами.
А когда-то он стоял
Рядом с туфелькой изячной
В будуаре, а финал—
Старый стоптанный невзрачный.
А теперь у туфли той
Два начищенных штиблета.
А припев совсем простой:
Всё пройдёт. Пройдёт и это.
Припев:
Грек Сизиф наверняка,
В гору вкатывая глыбу,
Рассуждал примерно так:
Рыба съела червяка,
Человек съел эту рыбу,
А его съел тот червяк.
Это мог понять Шекспир,
Это по плечу Ростану.
В том вся жизнь и в том весь мир:
Кем я был и чем я стану.
Старый стоптанный башмак,
В море плавали четыре
Сельди. А теперь—фаршмак!
День спустя—уже в сортире.
Избежать круговорот
Из живущих кто сумеет?
Только мёртвый—не потеет!—
Лишь воняет и гниёт.
Средь вселенской пустоты
В этом мировом спектакле
Горстью праха станешь ты,
Что в Отце был прежде каплей.
Между тем и тем НИЧТО
Ненадолго в область света
Вынут фишку, как в лото:
Всё!—Финал! И песня—спета!
Слёзы лить не стану я,
Мелодрама—мылодрама,
Пены много от нея!
Харе Кришна! Харе Рама!
Припев:
Грек Сизиф наверняка…
Рыба съела червяка…
В гору вкатывая глыбу…
Человек съел эту рыбу…
Рассуждал примерно так:..
Человека съел червяк…
(Песенка старого стоптанного башмака—спета).
(пауза)
(Отец сидит в позе врубелевского «Демона»: то же выражение лица и та же
слеза во внутреннем краешке глаза. И это выглядит так, как если бы это он
позировал Врубелю—настолько они похожи.
И, когда заканчивается мелодрама, начинается трагедия. Отец напевает песенку,
написанную в соавторстве с Эдмоном Ростаном, чьи шестистопные ямбы
разбиты на две трёхстопные строки).
Всё к старости сошлось:
Всё—зря, всё—задарма.
«Мне всё не удалось,
И даже смерть сама».
Что ж, ложе приготовь,
Земельку разгребя.
«О, нет, моя любовь,
Я не любил тебя».
Смерть?—Да не убоюсь,
Когда её узрю.
«И всё-таки я бьюсь!..»
«О, нет! Благодарю…»
Финал не задался:
Не с суммой я—с сумой.
«И в пенье—вера вся,
И труд, и подвиг мой!»
Нас мучило одно.
Один и тот же враг
У нас был, Сирано,
С тобой, де Бержерак!
(пауза)
О, я хочу—взглянуть на смерть в упор!
(Снимает со стены ружьё—малокалиберную винтовку).
Так, как орлы,--не божии коровки—
Глядят на солнце! Что за страхи?!—Вздор!
Пристойности последние уловки!
И клацнул металлически затвор
Моей малокалиберной винтовки.
Прикладом в стену упереть ружьё,
Одной рукою взявшись за цевьё!
(Упирает приклад ружья в невидимую стеклянную стену).
Что за восторг—пытать судьбу
С смертельной бледностию щёк!
Рука скользнула на скобу,
Туда, где спусковой крючок.
Так, глянем в ствольную трубу,
Туда, где в глубине зрачок
Свинцовый!
(Заглядывает в темень ствола).
И по телу дрожь
Напомнила: ещё живёшь!
Чтоб ощутить свой пульс теперь,
Так! Ствол наставим на сосок.
В грудную клетку бьётся зверь,
Гоня по жилам жизни сок!
И, посреди душевной смуты,
Так ясно осознать я смог,
Есть миг (не долее минуты),
Когда я с лёгкостью курок
Спустил бы, чтоб распутать путы,
В узлы свалявшийся клубок
Всей жизни. Ведь богини Парки
Сучили нить судьбы в запарке!
(Заряжает ружьё, клацнув затвором).
Но так, чтобы летально,--не иначе—
Сейчас произошло, то, жизнь любя,
Припомнишь ли в тот миг, светло заплача,
Винтовки ложе с дрожью теребя,
Что у винтовки будет вверх отдача,
Что спусковой крючок не на себя,--
А от себя! Щелчком спустить… Ты знал?!—
Шанс, говорят, летальный—очень мал.
В душе—аккорды траурного марша
Из Вагнеровской «Гибели богов».
И без меня пусть уплывает баржа
С названием «Корабль дураков»!
В двойной колючей проволке границы
Огромная холодная тюрьма
Ни Дочь не даст увидеть мне, ни… Ниццы,--
И всё не удалось, и жизнь сама.*
( * По аналогии с Сирано де Бержераком Эдмона Ростана:
«Мне всё не удалось! И даже смерть сама!»).
Когда пейзаж кругом окинув взглядом:
Чертополох, крапива и репей,--
Тогда одно желанье движет стадом:
Разлей по кружкам самогон и пей!
Вот вы, мои враги, вы, зло сопя,
С моей душой тягались вы. Но с нею
Кто справился из вас? Кто был сильнее?!—
Она слабее лишь… самой себя!
Любовь-паскуда, сколько претерпел
За жизнь свою из-за тебя, паскуда,
Покуда молод был, покуда бел
Не стал и старость не пришла покуда?!
Когда своих высот достигнет разум,
Тогда ИНТЕЛЛЕГИБЕЛЬНАЯ СТРАСТЬ
Толкает всё покончить в жизни разом
И остаётся… только!—низко пасть!
Вы, люди, те, кого обидел,
Кому порой презрительно грубил,
Простите мне. Коль я вас ненавидел,
Так только потому, что и любил.
Ведь я вас видел лучше! Я вас видел
Иными! Но тому виной мой пыл.
Лишь равнодушный к людям станет плесть,
Что принимает вас, какие есть…
Прошу, вы на моей скажите тризне:
Смерть есть одно из проявлений жизни!
(Опускается занавес. За опущенным занавесом раздаётся выстрел и в тот же
момент слышен звон разбитого стекла—казавшейся непреодолимой прозрачной
преграды, а чуть позже стук упавшего тела).
Затемнение.
ЭПИЛОГ.
Он лежит на полу. Это—Отец. Рядом ружьё. Над ним склонилась Она.
Она
Зачем он так? Насквозь пробита грудь,
Но пуля повернула на мембране.
Он тяжело, но не смертельно ранен.
Он
Уйдите все. А я хочу уснуть…
И видеть сны…--как говорил принц Гамлет.
А вот что отпрыск герцога Лерма
Говаривал…
Она
Невнятное он мямлет.
Он и Она
(хором)
«Он выживет…лишь выжив из ума».—
Он
Но я вам—не Арбенин в «Маскараде»!
Де Бержерак…
Она
Проверить надо пульс.
Он
…Тот перед смертью говорил в браваде:
«И всё-таки я бьюсь, я бьюсь, я бьюсь!»
А Франсуа Вийон…
Она
Внимаю бреду,
Но не пойму…
Он
… повешен, сев в тюрьму.
А Чацкий, тот: «Карету мне, карету!»
Она
(кричит)
«Карету скорой помощи» ему!
Он
(тихо)
Не вызывайте «скорую», не надо.
Она
Не надо—что?—бормочет он…
Он
Не на!..
Проклятая стеклянная преграда!
Невидимая прочная стена!
И всё же эту стену—I destroy it! *
Единственную рифму ввёл я. В изнь…
В изнеможеньи так скажу я: стоит
Того, чтоб заплатить за это жизнь!
I, even by my death, did prove
My saying words is truth! Is only truth! **
Она
Вам говорить нельзя! Не шевелясь,
Лежите. Где же «скорая»?! Ну где там?!
Он
Мне грустно говорить об этом,
Но даже смерть моя не удалась…
Уснуть. И видеть сны. Проделав путь
Обратный, вспять—от старика к ребёнку.
Возможно даже прошлое вернуть,
Перемотав в магнитофоне плёнку.
( *--Я разрушил это!).
( **--Даже смертью я доказал, сказанные мной слова—правда.).
Занавес.