Моя душа так беспокойна, что я сам
не понимаю всех её таинственных движений,
и сочиняя тонны стихопосвящений,
возможно, зря бросаю их к спешащим вдаль ногам.
Что делать? Я гоню взъерошенную муть
в поэзию открытого и чистого пространства,
где одиночество – в квадрате постоянство
того, что мне не даст никак нигде передохнуть.
Не обольщаясь ни в любви, ни в славе, ни в друзьях,
ни в результатах жизни повседневной,
и всё-таки не нахожу себя той снежной королевой,
которая так холодно могла рассудком управлять.
Мой бог! Тому минуло двадцать восемь лет,
как я пытался осветить улыбкой вечно врущих губ!
И если б мне тогда сказали: «Как ты беспросветно глуп!»
то я ответил бы сейчас: «Ах, нет! Я – безнадежно слеп!»
О, да – по-прежнему не знаю, что и как,
и почему, и отчего, зачем, когда и где…
Но знаешь, что при всей непроходимой тупости своей,
по-детски радуюсь тому, что я не знаю, что такое «враг»!