Перекати-поле

Кирилл Радченко
поэма
                Тень - это отражение истоков жизни.
                Она однозначна.И всегда на своём месте.
                Многие забывают о ней - днём.
                А кто-то вспоминает о ней - ночью.
1.
Он ушёл средь ночи
из родного дома,
не скрепя паркетом,
не гремя замком.

Пасынок на отчима
исторгает злобу.
С каменной гордыней
вылетает вон.

Сердце опаляется
яростным огнём.
Сын не закрывает дверь,
всей семье назло.

В ночи растворился он.
Мол, плевать на всё.
Пусть морозы хищные
тело поклюют.

Ночь вторую-третью
по дворам скитался.
Он с фонарным светом
рад заговорить.

Зимний ветер против
гордости-заразы.
Белым вихрям в тягость
эти бунтари.

Монолог холодного вихря:

Эхо мишенью становится.
Ярые чувства - вразброс.

Тень же твоя, беспризорница,
в зеркале брошенном, битом
ищет ответ на вопрос,
вечный вопрос, но забытый:
Кто нас к началам вернёт?"

Дикий поступок, нелепость-
всё отражалось в молве.
Что же в грядущем моменте
скажешь ты близкой душе?

Мальчишкин экспромт:

Холод! Зачем же холод?!
Зачем терплю его один?!
Смолы! Вдыхаю смолы!
Влюбиться мне придётся в никотин.
Пустите! Прошу пустите
меня на вечер, всего на вечер.
Засну я под ваши речи:
пусть по ушам мне крики хлещут.

2.
Вошёл в подъезд юнец-бродяга.
Попал в тепло - не стало сна.
На улице - зима. Там всяко.
Над всяким виснет ночь одна.

Злая ночь - то карнавал.
Маски с чёртова лица.
Там пьяны все наповал
Драки! Драки без конца!
Отпрыск майку с груди рвал,
видя в старшем подлеца.
И никто не пресекал
битву сына и отца.
Ругань, хлёсткие удары,
крики мерзкие. И вновь
дитяшлёт отцу подарок
с разворота прямо в бровь.

Мальчишкин экспромт:

Эта ночь для меня будет вечной.
Вижу снег с синеватым отливом.
Этот снег сквозь фонарную зону
проникает холодным пунктиром.
Хорошо бы, январская ночь
одноцветным осталась ковром,
но упал опьянённый народ
в безупречный покров синяком.

Вдруг,
иссяк свет фонарный
кругом.

3.
А в квартире, в огромной квартире,
всё не так и лишь голая серость.
Слышно, где-то стаканы валились
из рук пьяниц, болезненно смелых.

Парню блудному эта громада
какофонии врезалась в уши.
Всё нутро протестует: "Не надо!"

Вдруг - фигура...
ворчанье:
"Эй, слушай.
Ты входи иль катись
к родителям.
Что таращишься на меня?"

Говорила хозяйка обители.

Видно, видно:
давным давно,
дама эта служила приличиям.
Не осталось почти ничего.
Неопрятная и побитая...

Протащила незваного гостя
в глубь квартиры, в подобие кухни.
Шаткий столик, бутылки и кости

Кости рыбьи прилипли к бумаге,
пару лет здесь лежавшей газете,
ставшей мутного, медного цвета.

4.
В глубинах квартиры -
гортанные всплески.
Музыка жизни -
блевотный хорал.

Пропойца утёрся
судебной повесткой.
- Бутылку тащи мне! -
из тьмы проорал.

Плетётся хозяйка
нетвёрдой походкой
в пещеру запоев,
сжимая бутыль.

Халат её драный
во мраке зловонном
исчез, как за тучею
морда луны.

А что же это за пятно:
на тёмном чёрное оно.
Вгляделся парень:
это бюст.
Изрыто временем лицо:
где нос - овраг,
где глаз - овраг,
макушка остра,
как скала.
И кто ж узнал бы здесь певца
отважных греческих героев,
Гомера, гения-слепца,
художника эпичной Трои.

Ну а это что?
Гитара...
Она брошена была
в угол,
стала сердцем хлама
и как будто умерла.

Мальчишкин экспромт:

Струны холодно, бездушно,
не по-нашему звенят.
Строй гитары непослушен:
это мука - не игра.
Хоть и творчество есть мука,
здесь беззвонность, как стена.
Силе духа, силе слуха
чужда гиблая струна.
Ну а что, нельзя ли чёрта
взять покрепче за рога,
вытолкнуть за двери,
к вихрю,
чтобы трель была жива?!

5.
- Балалаешник! Ты выпьешь?
Или, вроде, мал ещё?
Ну, пошли. Под этой крышей,
что юнец - то ничего.

Что-нибудь скажи, пацан.
Что как девка на смотринах?
Слышала, ты стих слагал.
Ну?
   Поэт?
       С душой ранимой?

Было время, силу слова
также я в стихи вкрапляла,
но счастливая подкова
снесена в угаре пьяном.

Экспромт хозяйки:

Из белой пряжи зимний день
связал покров огромный.
Укутал нежно каждый пень,
расшил окно узорно.
Мне кто-то подавал бокал
с шипучкой безобидной.
Но лёгкий этот ритуал
стал манией стихийной.
Дымка сизая накрыла
плотной тканью горизонт.
Мерзкой, вязкой стала сила,
что вела меня вперёд.
Я по рваным одеялам,
через комнаты чужие,
зимы-лета отшагала:
годы страшные, больные.

А сейчас, повиснув где-то,
я всего лишь существую ,
и когда ищу ответы -
натыкаюсь на беду.

Песню ребёнку пою
всё про берёзы и сени.
В лепете я узнаю,
вроде,
"стихи" и "Есенин".
Вот я уже на краю.
Вот и себя потеряла.
Как я попала в струю
из проходимцев и хамов?!

6.
- Хамы?! ХАМЫ?!
Значит, ХАМЫ?!
А сама-то! Ну-ка глянь!
Не назвать такую -дамой!

- Да, да! Я и вы:
всё -пьянь!
Из кустов и со скамеек
перебрались вы ко мне.
Я, игру с жульём затеяв,
вязну в гиблой кутерьме!

- На! За жуликов! - плешивый,
мутноглазый мужичок
женщину по шее
с силой. Мол, такой тебе урок.

- Что ты здесь мутишь,
пацан бестолковый?
Слушай меня -
но дальше без слов
толстой ладонью
в нос парню.
Готово! -
и распустился кровавый цветок.

Женщина машет бутылкой пустою:
"Ааа... ну, катись-ка на лежбище, сволочь!"

Как изменилась она через миг.
Голос её стал приветлив и тих.

- Вижу, что наши с тобою слова
поводом стали для драки, -
и только.
Что, паренёк, не болит голова?
Знаешь, и правда, иди-ка домой ты.

7.
Вслед за женским голосом
ледяные волосы
деревом подъездным
ухают, гремят.

Вскоре, тьму холодную
световые полосы
взрезали повсюду.
Слава фонарям!

Мальчишкин монолог:

Но в лоб мне ударило пьяным,
душком ароматным, пряным.
И давит в висках, и стучит.

А сладкая горечь внутри
удерживает в чужих,
бесформенных, тёмных пенатах.

Экспромт хозяйки:

Белый, колючий, снежный,
мир скоро станет чужой.
В зимней роскошной одежде
я себя вижу другой.

Это, я знаю, случится,
стоит лршь встать под огни,
прыгнуть и ухватиться
за белоснежную нить.

8.
Оба, и парень, и дама,
у приоткрытых дверей
ждали ответа из храма

северных ветров. Борей
в яростном, диком порыве
выдал стозвонную речь.

Монолог холодного вихря:

Гибли звёзды от земной чумы.
Падали, но в руки не давались.
И едва завидев это, Вы
в дебри за сокровищем срывались.
Ваша беспокойная душа
ждёт, как будто, высочайшей тайны.
Сколько раз вы достигали дна,
прежде, чем понять, что в котловане
чудо не оставила звезда?!
Глупый человек, не борозди
край, в котором всё уже известно:
не приняв утробность глубины,
откпжись от диыирамбов небу.
Пробуй...
Не получится - тогда
вместе разбивать мы будем стену,
приближать иные времена -
чёрного, сроднившегося с белым.

8.
И завертелось, и закружилось
всё в одном вихре.
Миг - и вразброс.

Женщина - в белом:
всё позабылось.
Парень под кровом
родным:
рассвело...

Всё расцвело!
Миллиардами пятен
тёплых тонов
порождён новый день.

Он однозначен,
он так понятен.
И зачинается
новая песнь.

А на улице так тихо!
Так приветно и светло!
Не витает больше Лихо.
Будто и не жил никто.

                2009-2014