Я вышла утром, быть может, ранним,
быть может, не в меру старательно
за рифмой шла, как за миноискателем,
чтоб подорваться на каждой мине.
Простите уж Бога ради!
Но мне надоел этот плач о блудном сыне.
Я слишком близко знакома с этим приятелем.
И потому отныне
я иначе смотрю на вещи.
А по всем подворотням скрежещет
блюз городских сумасшедших,
блюз городских сумасшедших...
Я иду, напевая, мне нравится этот ритм,
мне нравится, спотыкаясь, идти за ним,
как слепые у Брейгеля,
в ритме регги,
напевая и шаря рукой
по городам и селениям –
где моё поколение?.. где моё поколение?..
Мы всё разъедали, как щёлочь,
уже подорвавшись на мине.
Нас можно исполнить ещё раз,
но лишь на струне Паганини.
Нас можно услышать, быть может,
отрезанным ухом Ван-Гога.
И хоть нас нет уже больше,
что за печаль, ей-богу!
Что за кручина, граждане!
Что за беда!
Ах, мы жаждали, жаждали –
вот она, эта вода,
в горле стоит, как нож!
А за спиною шумит не дождь –
блюз городских сумасшедших,
блюз городских сумасшедших.
Поднимите мне вежды! –
Вий кричит на старославянском.
Прирастает к глазницам повязка,
и её вырывают с глазами
те, что следом идут за нами,
напевая без всякой тоски
блюз городских сумасшедших, блюз городских...
Полноте, батюшка, полноте!
Мой корабль отплывает в полночь
высокого слога,
а рождаюсь я в полдень
иного
в провинциальном роддоме,
удалённом от моря и Бога,
в несгораемом томе
«Мёртвых душ» поколения «икс»...
Это можно исполнить
ещё раз,
и ещё раз на «бис»!
Потому что это не регги,
потому что это не джаз,
потому что это давно уже не про нас.
Если трезво смотреть на вещи,
это больше, чем «мы» и хлеще –
блюз городских сумасшедших,
блюз городских сумасшедших!