То ли это март на потребу — с отчаянностью своего счастья,
То ли чистое горе в кристаллическом белом танце,—
Но только сон пробивается в руку и начинает вращаться
Необратимым светом, с каким никогда не пытался...
Ты снилась мне непричесанной, выставляющей у ванны сумки,
Смертельно бледной, в чужих очках, и в этом гриппозном рисунке
Разметанно плыл малыш в еще не поблекшей дреме,
Мешались гости и дети в расшатанном желтом гареме.
Я не знаю, зачем эта ложь подожгла во мне потрясенье —
Потому ли, что не придешь, и блажат миражи в ночь под воскресенье.
Да и слякотный палец неба пронизан февральской, сварливой стужей...
Но ошалелый обруч жал, и сверлил, и пел: ты еще нужен.
Покамест нужен.
Я очнулся. За стеной ворчала хмельная собака.
Но пернатая Эос уже в голос выла, выпрямляясь из мрака,
И сухая тварь беззубо стучала меж ребер...
Я, наверное, жив, я уже, наверное, помер?..
Сколько лет прошло, как второпях и неловко плакал,
Зажимая в горсти — сажу, в глазах — промелькнувший локон.
Сколько полдней беззвучного смертоубийства
Мне хотелось встать на колени, подняться, без Бога напиться.
Но уже соловея, теряя облик, сливаясь с телом,
Я опять напишу это слово зеленым на белом,—
Потому, что ты — светишься, и честно молчишь, и ходики встали как надо,
Распахнув окно библио;теки в кипень умытого сада.