Солотче
Я в свои тяжелые минуты
Не молюсь безмолвным небесам,
А когда уж горе схватит круто,
То молюсь… Но я молюсь л е с а м.
Я люблю бродить по диким чащам,
Ночевать у тлеющих костров,
На заре встречать восход слепящий,
Ночью слушать шум лесных ветров.
Я люблю бродить по дымным мшарам,
Пить из темных, с просинью, озер,
Видеть дымы и огни пожаров…
Да, немало дней прошло с тех пор.
Где ты, друг печали деревенской,
Неисхоженных звериных троп,
Где ты, милый, славный Олька Ленский?
Что поделываешь? Жив, здоров?
Помнишь наши славные рыбалки
И в лесу исканье птичьих гнезд?
Помнишь, знаю, помнишь, елки-палки!
А ночлег под пологом из звезд?
А костры? А детские мечтанья?
А походы в Ближние Дубки?
А купанье? Славное купанье
У широкой Старицы-реки!
Я бы много отдал, чтоб напиться
Бодрости и радости тех дней,
Чтобы вновь послушать небылицы
В шалаше веселых рыбарей.
Помнишь, дед, с чудным прозваньем Стерлядь,
Что всегда сидел у шалаша?
Врал, и все же заставлял нас верить.
А ведь стар был. В чем жива душа.
Помер он. Почти совсем недавно.
Жаль, ей богу. Славный был старик.
А рассказывал-то как забавно!
Больно я тогда к нему привык…
Он имел, считай, что, малость за сто.
Помнишь, как о Крымской говорил?
«Я, – он говорил, – мужик глазастый,
И немало по свету ходил».
Я люблю земли своей просторы:
Ширь степей, голубизну морей,
Я люблю ее большие горы,
Но леса мне все же всех милей.
Я в леса вхожу, как в домик отчий.
Что на свете более родней?
Так и мне милее нет Солотчи,
Русской ясной родины моей.
Я пройду сквозь годы и тревоги,
Через все людские чудеса,
Но нигде не сбиться мне с дороги,
Потому, что я видал леса.