L'enlеvement d'Europe
Она среди сестёр Венериных одна
Цветов невестой быть судьбой обречена,
Носить и не снимать свой пояс целомудрия.
Но царь Богов узнал зеленокудрую,
И страсть его взяла - не снять ее оков,
Бессилен перед ней сильнейший из Богов.
Замыслил деву Зевс, похитив, покорить,
Все сделать скрытно, так, чтоб тайну сохранить
И не навлечь супруги гнев и ревность.
Решил он за быка личиной скрыть неверность,
Но не похож на тех, кто, коротая время,
В ярме свой тянет плуг, неся покорно бремя,
Кто в жатву тащит воз, согнувшись поневоле,
И пашню под посев весной готовит в поле.
Навел он лоск и блеск, используя волшбу,
Огнем горит звезда на величавом лбу,
Глаза большие жгут неугасимой страстью,
На мощной голове корона - символ власти,
Кости слоновой серп блестит Луной на ней,
Что Фэба разожгла из тысячи огней.
Явился он на луг, расправив мощны плечи,
И девы тут как тут - бегут к нему навстречу;
Он, как цветок, их миролюбием пленил,
Амброзий аромат всем пышным телом лил,
К избраннице своей приблизился невольно,
Стопы её лизнул и поднял взгляд фривольный.
Европа красотой животной сражена
И, пену с губ стряхнув, целует их она,
А он мычит в ответ и все глядит украдкой -
Лидийская свирель не пела ей так сладко.
У ног ее прилег, потупив бычий глаз,
Бока крутые выставляет напоказ.
Она зовет подруг: «Сюда идите, скоро
Мы оживим игрой селянские просторы;
Садитесь все верхом на белого быка,
Ногами обовьем его круты бока,
И как большой корабль, не знающий преград,
Нести нас на себе он будет только рад.
По красоте никто не в силах с ним сравниться,
Лишь речью он своей не может похвалиться».
Так весело она звала к себе подруг,
Вскочила на быка, а он, поднявшись вдруг,
Счастливый от любви, внезапно выгнул спину
И так пустился вскачь зеленою равниной.
Европа тут же в крик - о помощи зовет,
Подруги к ней бегут, а он спешит вперед,
Уж берег перед ним, и вдруг, сродни дельфину,
Он в моря глубь нырнул и скрылся средь пучины.
На дне их стерегут отряды нереид,
На монстрах все сидят, назойливых киприд
Журит сам Посейдон; гурьбой плывут тритоны,
Дудят в рожки, поют, и льются перезвоны,
Как в Гименеев день; остановив волну,
Сам кормчий Посейдон ведет пловцов по дну,
А пленницы рука, - такая вот картина,-
Уже лежит на лбу могучем властелина;
В решительной борьбе с настойчивой волной
Трепещет платья шелк под девичьей рукой;
Ввысь поднялась вуаль и реет, словно парус,
Кружит над головой, над ней - небесный ярус,
И океан вокруг - лазоревый простор,
Не слышно пенья птиц, не видит землю взор,
Лишь тишина стоит, внушая беспокойство.
- «Кто ты, Божественный? К чему твое геройство?
Куда несёшься ты на склоне бела дня?
Бурь не боишься, но таишься от меня:
Средь волн, что о корму разбившись отступают,
Быки на глубину морскую не ступают.
Где пастбище твоё и тихая вода?
Кто ты? Один из тех, кому закон - узда?
Не для дельфина брег, а море не для стада,
Но для тебя земля и воды - не преграда,
И равно служат все; ты волны, как веслом,
Сдвигаешь и гребца владеешь ремеслом,
А вскоре, может быть, под куполом далеким
Умчишься с птицами за парусом высоким.
О мой отец! Твоя несчастнейшая дочь,
Цветов приспешница, была совсем не прочь
Развеяться в полях с подругами своими
И на спине быка кататься вместе с ними!
Ты, Повелитель волн, мне облегчаешь путь!
Невидимый досель, дай на тебя взглянуть;
Всевластен ты, могуч, - смекаю понемногу,-
Над нами проложил ты влажную дорогу».
Она закончила. Но речь заводит он,
Стремясь утешить и сменить печальный тон, -
Чтоб страх свой отпустить, неведомый дотоле,
К быку Европа вдруг прижалась поневоле:
«О дева, не страшись морских глубин, пока
Перед тобою Зевс, но в образе быка.
Любовь меня звала блюсти с тобой приличья:
Я выбрал форму, лик и все привычки бычьи,
Чтоб в диком теле мог я волны обуздать,
Морской империи просторы покорять.
Тебя ждет мой дворец и славный берег Крита,
Меня взрастил он, и тебе судьба открыта
Родительницей стать для будущих царей».
Сказал, и тут же склон явился перед ней.
На ложе брачном бог открыл свой лик небесный
И пояс девственный сорвал с жены прелестной.
Так стала матерью поклонница цветов
И богу родила прославленных сынов.
Перевод с французского
Текст :
SUR L’ENLЕVEMENT D’EUROPE
....................
Telle еclate Vеnus au milieu des trois sоеurs.
Mais son sort n’еtait pas de n’aimer que les fleurs,
Et de garder toujours sa pudique ceinture.
Le roi des dieux l’a vue. Une active blessure
Le d;vore, domptе sous l’arc insidieux
Du dieu qui peut dompter mеme le roi des dieux.
Mais, voulant la sеduire, et de sa fiеre еpouse,
Еviter, cependant, la colеre jalouse,
Il sut cacher le Dieu sous le front d’un taureau
Non ressemblant а ceux qui, sous un lourd fardeau,
Rampent, traіnant d’un char les axes difficiles,
Ou prеparant la terre а des moissons fertiles.
Sur tout son corps s’еtend un blond et pur еclat,
Une еtoile d’argent sur son front dеlicat
Luit. D’amour, dans ses yeux, brille la flamme ardente;
Un double ivoire enfin sur sa tеte еlеgante
Se recourbe а la nuit tel est le beau croissant
Que Phеbе dans les cieux allume en renaissant.
Il va sur la prairie, et de frayeur atteinte
Nulle vierge ne fuit. Elles courent, sans crainte,
Vers l’animal paisible, et qui, plus que les fleurs,
De l’ambroisie au loin exhale les odeurs.
Il s’avance а pas lents trouver la jeune reine.
Sur ses pieds dеlicats sa langue se promеne.
Europe, de sa bouche, en le voyant si beau,
Vient essuyer l’еcume, et baise le taureau.
Il mugit doucement а la flute de Lydie
Chante une moins suave et tendre melodie.
Il s’incline a ses pieds ; tient sur elle les yeux,
Lui montre la beaute de son flanc spacieux.
Soudain : «Venez, venez, o mes cheres compagnes,
Dit-elle ; de nos jeux egayons ces campagnes.
Sur ce taureau si doux nous allons nous asseoir ;
Son large dos pourra toutes nous recevoir,
Toutes nous emporter, comme un vaste navire.
C’est un esprit humain qui sans doute l’inspire.
Nul autre ne s’est vu qui put lui ressembler.
Il lui manque une voix. Il voudrait nous parler».
Elle dit et s’assied. La troupe a l’instant meme
Vient ; mais se relevant sous le fardeau qu’il aime,
Le Dieu fuit vers la mer. L’imprudente soudain
Les appelle a grands cris, pleure, leur tend la main:
Elles courent; mais lui, qui de loin les devance,
Comme un leger dauphin dans les ondes s’elance.
En foule, sur les flancs de leurs monstres nageurs,
Les filles de Nеrеe autour des voyageurs
Sortent. Le roi des eaux, calmant la vague amere,
Fraye, agile pilote, une voie a son frere;
D’hymеnеe, aupres d’eux, les humides Tritons
Sur leurs conques d’azur repetent les chansons.
Sur le front du taureau la belle, palpitante
S’appuie, et l’autre main tient sa robe flottante
Qu’a bonds impetueux souillerait l’eau des mers.
Autour d’elle son voile еpandu dans les airs,
Comme le lin qui pousse une nef passagere,
S’enfle, et sur son amant la soutient plus legere.
Mais, des que nul rivage, s son timide effroi,
Nul mont ne s’offrit plus, qu’elle n’eut devant soi
Rien qu’une mer immense et le ciel sur sa tete,
Promenant autour d’elle une vue inquiete:
«Dieu taureau, quel es-tu? Parle, taureau trompeur,
Ou me vas-tu porter? N’en as-tu point de peur,
De ces flots? Car ces flots aux poupes vagabondes
Cedent; mais les troupeaux craignent les mers profondes.
O; sera la pаture, et l’eau douce pour toi?
Es-tu dieu ? Mais des dieux que ne suis-tu la loi?
La terre aux dauphins, l’onde aux taureaux est fermеe.
Mais toi seul sur la terre et sur l’onde anim;e
Cours. Tes pieds sont la rame ouvrant le sein des mers;
Et bientоt des oiseaux peut-;tre dans les airs
Iras-tu joindre aussi la volante famille
; palais de mon pere! о malheureuse fille,
Qui pour tenter sur l’onde un voyage nouveau,
Seule, errante, ai suivi ce perfide taureau!
Et toi, maitre des flots, favorise ma route!
Mon invisible appui se montrera sans doute;
Sans doute ce n’est pas sans un pouvoir divin,
Que s’aplanit sous moi cet humide chemin».
Elle dit. A ces mots, pour la tirer de peine,
Du quadrupide amant sort une voix humaine:
« O vierge, ne crains point les fureurs de la mer;
Dans ce taureau nageur tu presses Jupiter.
Je me choisis en maitre une forme, un visage;
Mon amour, ta beaute m’ont sous ce corps sauvage,
Fait mesurer des flots cet empire inconstant.
La Crite, ile fameuse, est le bord qui t’attend.
Il m’a nourri moi-meme. Et la, ta destinee
Te promet de grands rois, fils de notre hymenee».
Il dit; le bord parait. Les Heures, en ce lieu,
Ont prepare son lit… Il se releve dieu,
Detache la ceinture a la belle etrangere,
Et la vierge en ses bras devient epouse et mere.
03.08.2014