Господь сидит на облаке, болтает по воздуху ножками, пишет письма, читает книги, иногда смотрит вниз и видит: лиги, лиги, лиги и лиги отделяют его от всех.
Господь думает: "Вот ведь какой успех, а то там, внизу, - доказывай всем, что ты лучше всех, хватай лопату и бей по ногам, иди по головам, берегись сам!".
Господь все видит. И даже слышит. Когда ему скучно, он вытаскивает беруши, снимает очки на "плюс", надевает очки на "минус" и видит косинусы и синусы, тангенсы и котангенсы, секансы и косекансы. Они ему даже не интересны, всего лишь побочный эффект творения, так сказать, осадок соединения, только выбросить просто жалко.
Господу слышатся охи и ахи, жалобы на порванные рубахи, на нерадивость свахи и неисправность плахи.
Господь надевает скорей наушники и садится ужинать.
А там я.
Лежу на столе такая, как есть, где чего не должно быть - есть, смотрю на него глазами синими, горестными и пустынными, говорю ему: "Ужина легкого?".
И слыша в ответ короткое "Нет", сажусь перед ним, вдыхаю воздух, и с полными легкими рву руками горячую плоть, изрыгаю пламя из уст своих, отвожу ребра в стороны, открываю сердце.
Господь берет мое сердце в руки, обнюхивает и глотает. Я закрываю грудную клетку, она остается совсем пустая.
И я понимаю. Да, понимаю: Господу тоже чего-нибудь не хватает.