Он играл себе блюз на трубе водостока,
выпав синим дождём, что есть сил до конца.
По ресницам размазан слезой,
он не твой, детка, но любовь у заката
щемяще особенна, будто волк её чувствует,
воет в лунную ночь, как изгой.
Брось монетку ему,
подаянье души своей благости,
или свингу по-мирному рубани сгоряча с плеча
по трубе, по дождю и дальше по имени так,
чтобы корни свои вывихнул,
просто напрочь усох, замолчал.
«Аве миру в любви, Аве, вечные рая изгнанники», -
из аорты хрипел, наизнанку себя извлечя:
«Примавера вам вечная в кровь, алой розы избранники»...
Померещился блюз -
в дождевую решётку вода в три ручья.