Будет, верно, не так – нет пророка, чтобы в это будущее вглядеться –
Будет точно не так, но – похоже. Стучи, сердце!
Белым маревом дня
отпылает июльское солнце, тихий вечер обнимет
сероглазого юного воина, так похожего на меня,
в дальнем-дальнем его и в ещё дальше дальнем моём – детстве!
Он спрыгнет с брони прямо в теплую пыль, зачерпнёт в горсть, высыплет между пальцев, помолчит, - он молчун, хотя выразить может верным словом такое – что хоч співай це,
он закинет лицо в золотое судакское небо,
под которым совсем юнцом он
прочитал невозможную и жестокую повесть
о разлуке с родной стороной, где оказалось некуда деться.
Мы бежали, когда март ещё только-только развёртывал розового белого цвета почки.
Бросив всё – море, горы, друзей остающихся жить так, зверей и книги,
Бросив даже мечту о своём среди гор этих радостном доме,
Оборвав даже просто дела – важные и не важные, но наши, разные … точка.
Просто мы не могли никак
Видеть над нашим городом –
После многих лет вызова теперь уже всерьез –
Чужой флаг.
Не чужой теперь, как ни три виски –
Вражеский.
Вы всё это прочтёте,
как страшно было пехоте,
от того, что накал достигал яри
термоядерного удара в ответ на простой выстрел
по уставу караульной службы – ни один выстрел не был сделан.
Это было невиданною в истории отвагой –
Не спускать флагов – не стрелять
Под угрозой огня, под огнём в нас, но пока мимо …
Да, это история оставления нами Крыма.