Воспоминание о ночных бдениях

Александр Цирлинсон
У друга в Домодедово на даче
Живу , как Бог. И не хочу иначе,
Поскольку с незапамятных времён
Мечтал об этом подмосковном рае.
И вот живу я третий день в сарае.
А друг мой - он поистине умен.

Он обошел семейные раздоры.
И до утра шальные разговоры
Мы с ним ведём, стаканами звеня.
Мы выясняем  "сложные проблемы".
А на сарае в качестве эмблемы
Мелками намалёвана свинья.

И в ней намёк на наше увлеченье.
У женщин нет ни капли уваженья
К ночному бденью дружеских сердец.
Ну что же, хоть нас жены и осудят,
Но всё-таки они таких нас любят.
И значит , далеко нам не конец.

И нам нет дела до ворчаний женских.
На стульях, чуть живых, но бывших венских,
За списанным по старости столом
Мы заседаем мудрые, как совы.
И речи наши мудрые не новы.
И жены здесь, понятно, ни при чём.

Мы, два, увы, не признанных поэта,
Могли бы стать героями сюжета,
Когда в сарае в этот поздний час
Мы наполняем влагою стаканы.
Не знают нас, но мы не истуканы -
Мы  пишем, пьём и любим про запас.

И судьи нам единственные -Слово...
Мы спорим о поэзии Щуплова,
И мнения расходятся у нас.
Над нами музы медленные кружат
И нам, как могут, неохотно служат.
Но искренно мы верим в звёздный час.

Как в старину - оплывшей свечки пламя.
И тени рвутся, как по ветру знамя.
И счастливы мы в бытие простом.
И пес немой, но с тонким обояньем
Глядит на нас с каким-то обожанием,
Помахивая вежливо хвостом.

И только подытожив все потери,
Ложимся спать на тощие постели.
Мне выделена грубая скамья.
Хотя скамья, по нынешним понятьям,
Содействует усидчивым занятьям
И явно не годится для спанья.

А друг лежит на спинке от дивана.
А в доме - и кровати ждут и ванна.
Но так приятно волю ощутить!
Свободу от перин и от соблазна,
Конечно, наша жизнь своеобразна.
Но, изредка, так всё же надо жить.

И пусть нам недруги беду пророчат...
Что нам они?! Рассвет уже хлопочет.
Мы мирно спим, разглядывая сны.
И в наших снах нет места для печали.
Ведь сами мы свой путь предначертали.
И стены нашей вольницы тесны.