Грязный лёд грузного слова "дума"
стасковывает кожу на лбу.
Либо мне грустно, либо
я мечтаю о Лимпопо.
Перед глазами окно:
весёлый воздух вроде бы свеж,
но всё же угрюмо
всматривается в лицо копоть в углу.
То время, когда ангелок и черток
вычерчивают игру, либо
я тру мозг фантазии ради
возможности быть перебежчиком,
ведь хочется встать между этим и тем стеклом,
в природы маскараде.
Я буду, конечно, мелок, как гном,
но это - свой кругозор.
Если можно зреть кругом... Что ж? Я готов.
Конечно, без лишних формальностей
типа крови, пера и топоров.
Я буду аки Янус подвешен между лучшими из этих и тех миров.
Мой мозг не усохнет от скуки:
две пары глаз, два полушария на двух в одном.
В одно - сумрак скуки, в другое - света привлекательность.
Нет ничего лучше: ein мозг, ein нерв, ein хромосом.
Мой мир, как дом, а дом, как мир, а, значит, Рим,
где либо нет, либо перв, то есть один,
а, значит, в не огранённой гармонии гоним.
(А горный поток разгромит любой хрусталь,
но даже вылетевший откуда-то сверху серафим
не спасёт его, не подхватит, не унесёт с собой, а жаль!)
Но, ей-богу, самобичевание самоиронии не смешно,
а, напротив, грустно.
В этом символическом мире искусства
так хочется побыть и добром, и злом,
и верхом, и дном,
и даже веком-волкодавом, был бы свой слом.
Но зажатый между двух стёкол будет ослом,
безымянным Буриданом,
наблюдающим справа и слева два стога сена.
А за окном не Прекрасная Дама,
а с вёдрами идущая соседка Марфа.
И внезапно услышится не "Привет, Поэт!",
а надломно-прогорклое "Дай рубь, сосед".