ПЕСНЬ О КНЯЗЕ ГЛЕБЕ.
Когда по пустыне водил Моисей
Еврейское древнее племя,
Когда он учил их, учил, как детей,
И веры в них вкладывал семя,
Не все перед Богом хотели дерзнуть,
Не все под cвятое начало
Хотели управить свой жизненный путь, -
У многих душа отвечала
На буйные клики животных страстей…
Однажды средь шумного стана
Разврат учинил молодой иудей,
С девицей земли чужестранной…
Он князем был, этот развратный юнец,
Девица была - не простою,
И дрогнуло множество слабых сердец,
Покуда в шатре эти двое
Друг друга ласкали, над Богом глумясь.
Тогда Финеес Ааронов
Копье устремил на порочную связь
Во имя Господних законов.
Кровь мертвых ручьями текла по копью,
Не ставши убийце виною,
За твердую ревность по Боге свою,
За жаркое сердце живое
Прославлен был Богом навек Финеес –
Его почитают евреи,
И мир христиан на скрижали небес
Отметил копье иудея.
А что ж на Руси? На Руси тишина,
Не видно, кажись, Финееса –
А может такая нам жила дана –
К себе не хранить интереса…
Шумят новгородцы, шумят и гудят.
В посадах не стало покоя –
Волхвы, мол, явились неделю назад
И водят народ за собою,
Они обещают, что хлеба дадут
Без меры, без меры и счета,
Что полон зерна будет всякий сосуд,
Который подставить охота.
За чудом за первым - второе грядет,
И третье потом состоится,
Но пусть соберется сначала народ,
Пусть в хлебе сперва убедится!..
Напрасно епископ людей убеждал,
Что хлеб добывают трудами,
И Бог наш за то на кресте пострадал.
Чтоб мы расставались с грехами –
Волхвы овладели бесчинной толпой,
На площади, полной народа.
Они предрекали под вопли и вой
Всем счастье на долгие годы.
Епископ стоял от волхвов в стороне
С суровым лицом просветленным,
Он крикнул: «Народ! Кто Христовы – ко мне!»
Из шумной толпы беззаконной
Звучала в ответ непристойная брань,
Пустые насмешки звучали, -
Мол, ладно тебе, успокойся и встань,
Побудь, если хочешь, в печали!
Епископ не дрогнул, остался стоять,
Шабаш волховской наблюдая,
Была на лице его горя печать,
Глава его никла седая.
Тут Глеб Святославич, воитель и князь,
Со всею своею дружиной
К епископу вышел, степенно крестясь,
Как крестятся в церкви, по чину.
Так встали они, меж собой разделяясь:
С волхвами – народ, а с епископом - князь.
И с князем дружина стояла,
И молча за всем наблюдала.
Волхвы головами, руками трясли,
А их предводитель крикливый
То выл, то прощенья просил у земли,
То кликал на Новгород диво.
Толпа принимала чудные слова
С восторгом, с душой, с придыханьем,
И в задних рядах расходилась молва
О том, что свершатся желанья
У многих и многих в ближайшие дни.
Волхвы потрясали жезлами,
Разжечь обещали большие огни
И всех провести через пламя!..
Тогда Святославич в плаще боевом
Сквозь гущи людские проходит,
И речь с самым главным, верховным волхвом
Такую спокойно заводит:
«Вот, ты говорил, что грядут чудеса,
Ты нашею правишь судьбою,
А знаешь ли ты, где окажешься сам?
Что будет сегодня с тобою?»
«Я всем говорил, и тебе повторю –
Судьбы я провидец, и вестник,
И чудо сегодня при всех сотворю!» -
Ответствовал князю кудесник.
«Твои же слова тебе будут в укор!» -
Сказал ему князь, и рукою
Откинул полу у плаща, и топор
Сверкнул над его головою.
Зарубленный насмерть кудесник упал.
Народ в потрясеньи великом
Сначала на месте чуток постоял,
А после, без шума и крика,
Со страхом немалым пошел по домам.
Все вскоре вокруг опустело,
И князь приказал присмиревшим волхвам
Убрать бездыханное тело,
Но страх не забыл новгородский народ! –
Топор, и волхва поминая,
Уволили князя, чтоб новых забот
Рука не творила крутая.
Князь вскоре погиб – мы не ведаем, как –
На севере где-то сгубил его враг,
Могила его неизвестна,
Но пусть, как удар Финееса
Запомнит Россия удар топора,
Пусть помнит об имени Глеба,
Пусть помнит, что жизнь – не земная игра,
А поиск высокого неба!