На реях мольберта натянутый ватман,
как парус, надутый дыханьем Грина,
и тени, как будто матросы -по вантам,
как розовый отблеск, когда ещё рано,
и солнце роняет на волны не краски,
а мысли о вечном, прекрасном, античном,
сюжеты о странствиях, тихие сказки,
в которых всё до совершенства отточено.
И падает по серпантину дороги
автобус, как бы нарисованный утром,
и в чашу всю синь собирают отроги
окрестные гор, чтоб сиять перламутром
на дне твоих глаз, где я вижу алеют
форштевень и брамсель, нежданно, нештатно.
Цветаева с Максом бредут по аллее
феодосийской в кипенье каштанов.
Уже накатило на скалы - и с блеском
рассеяно в брызги по люстрам гостиных.
И бьется кефаль и натянута леска,
как будто звенящая шпага гасконца.
Шпагат акробатки. Хромой поэтессы
объятья. Ложатся на мокрое краски.
Расстрел за расстрелом. В Сибирь по этапу –
ну вот и кровавым становится красное.
Одна за одной сувенирные лавки-
манят и зовут алокрылые парусники.
Бейсболки, купальники, майки и плавки,-
вдоль лавок гуляют счастливые пары.
Такая вот малость.Причудливый мелос.
Кармином карменятся губы морячек,
повсюду нас ждут розоперстые Эос
Гомера слепого, но мы то ведь зрячи.
В цвет алого- юбки –такое кино!-
и я, как Ассоль, устремляюсь за ними,
будь Грейшею,гейша…Твое кимоно,
на пляже , как парус, взовьётся над нами.
Парусник на бушприте парусника в доме-музее Александра Грина.