меняя солнечную гарь
на оловянное безумье,
луна, крылата и беззуба,
свой мутный вешает фонарь,
считает медленно, до трех,
тягучий август разрывая,
над крышей старого сарая,
невыносима, как перо
из голубиной телогрейки,
плод невесомости и снов,
и голубь видится пятном,
и звук воркующий так резок,
как срез наставшего утра
на циферблате мирозданья,
луна кончается, растаяв,
там, где сбывается вчера.
---