Сынов у Зевса-громовержца
Гораздо больше, чем известно.
Он сам не каждого младенца
Способен вспомнить если честно.
Но нам до этого нет дела,
Мать точно знает об отцовстве,
Растя божественные гены
Без цели огласить сыновство.
Она зовёт его Адонис,
В честь чувств богини Афродиты.
И он растёт, не беспокоясь,
Куда пропал другой родитель.
Однако средь простых мальчишек
Адонис явно выделялся.
Он говорил намного тише
И очень редко улыбался.
Но не от подлинной печали
Он был печальному подобный:
Слова гремели, освещая
Дневное небо сотней молний.
Его товарищи, конечно,
В порыве вредности дразнили.
Он был алмазом, даже крепче,
И не мутнел от всякой пыли.
Вперёд немного забегая,
Скажу, Зевс что-то заподозрил:
Кто сотни молний извергает
Средь бела дня, гремя столь грозно?
Дитя простого человека
Не есть творец огня и молний.
Но Зевс был стар уже от века,
И с кем бывал – совсем не помнил.
Адонис вырос. Восемнадцать
Пробило к нынешнему часу.
Он научился целоваться,
Но не любил еще ни разу.
Он был красив, как бог, конечно.
В кудрях его смолисто-чёрных
Струилась по плечам небрежно
Опасность девушкам, бесспорно.
В глазах светились изумруды
Волн Ионического моря.
Он не по возрасту был мудрым,
И никогда ни с кем не спорил.
Жила с ним рядом, по соседству,
Прекрасная Анастасия.
(Хоть мать её не знала Зевса -
Была не менее красивой).
Она, казалось, по гордыне
Лишь бога жаждала в супруги.
Но танцевала, как богиня.
И пела лучше всех в округе.
Адонис деве был по вкусу.
Но он не бог… какая жалость!
Анастасия гонит чувство,
Но страсть впивается, как жало.
И вот однажды, жаркой ночью,
Её трепещущее тело
Обнажено, а мысль порочна,
И даже гордость вдруг исчезла.
Она укрыта волосами,
Как драгоценным покрывалом.
Ей с олимпийскими богами
Родство сивилла предсказала.
Зачем Адонис так прекрасен,
Зачем она о нём томится?..
Зачем любовь, когда несчастен,
Тот, кто осмелится влюбиться?..
К груди упругой прикасаясь,
Она себя сама ласкает,
И от желанья разрываясь,
Идти к Адонису решает.
И он не спит в ночи глубокой,
Чего-то ждёт, в плену предчувствий.
Анастасия, недотрога,
О боги! Сон или безумство?..
О ней совсем не помышлял он,
Хотя его пленяла гордость,
С которой дева отвергала
Любой намёк на непристойность.
Она была для всех желанной,
Но далека, как ночью солнце.
И оттого, конечно, странно,
И к ней он… нет! не прикоснётся.
Она стоит пред ним нагая,
Под стать Эос златоволосой…
Совсем не гордая… земная…
Какие могут быть вопросы?..
Он не хотел, но обнимает
Её горячими руками,
И сладость страсти постигает
Вмиг пересохшими губами.
И вот, в момент томящий пика
Себя сдержать уже не мог он,
И от божественного крика
Вокруг сверкали сотни молний.
Всё поняла Анастасия,
И обняла его сильнее.
Зевс, от бессонниц обессилев,
Клял, как обычно, Прометея.
Быть может, что-то кроме света
С собой с Олимпа захватил он…
К чему подобная примета?..
Но думать ночью не под силу.
Адонис, вопреки желанью,
Влюбился до изнеможенья.
И олимпийское влиянье
Стряхнул с себя, как злое бремя.
Но гены… жизнь их полнокровна.
Они в потомстве проявились.
И внуки Зевса, безусловно,
Молчат, доколе не влюбились.