У Славы воинской высокой,
по воле злобы или рока,
ты был в опале, что в тени.
И Жуковым не раз спасенный,
воспрянул полюшком спаленным,
с надеждой обретая дни.
И вознося войны науку,
что ту породистую суку
невольно внятную уму,
танковым выверенным клином
сминал фашистов под Берлином,
воздав за веру и Ему…
И в окруженье прежнем Кобы,
по воле рока или злобы,
былые выбелив пути,
и сам, отринут давним другом,
горчащих мук девятым кругом,
в забвенье пробовал уйти.
У Славы воинской лощенной,
не став ни верным, ни прощенным,
в скрипенье дней, в надрывах жил,
свой взгляд вперив в чужие лица,
стонал ночной забытой птицей:
он – не простил…
он – не простил…