В доме открыты форточки, и слышен плачущий и зовущий благовест -
- по-мни, по-мни... Это жалостный колокол, по грешной душе плачет...
/И. Шмелёв, "Лето Господне"/
Вечер на' парашюте спустился,
А может, приехал на танке,
Красный крест открестился -
вот жуть - от гуманитарки,
Загорелый Всевышний
курил, прислонившись к дырявой коробке,
Я испачкался вишней
в саду, где от бомбардировки
так никчемно погибла семья
многодетной Иванки.
Ополченец по пьяни смеял -
ся. И кильку из банки
выковыривал грязным ножом,
кость из зуба - мизинцем:
"Бережёного бог бережёт -
Мы удачно в тот вечер сменили позиции..."
На экране
мужик
не расскажет о тактике подлой,
А из раненой
вишни-души
он выжмет
по полной,
Скажет: снова сегодня
в Донбассе шмаляли по ближним...
Беспросветное лето Господне
испачкано ложью и вишней.
Не отметят крестом
ни Иванку, ни сына, ни дочку.
Загорелый Христос
с папироской сидит в уголочке -
как бандера, как враг,
как иуда в тюрьме пересыльной.
И летит бумеранг,
и конечная точка - Россия.