«Вот и все. Никаких отречений».
Владимир Ярцев
1
Живем мы не без сметки и чудес,
погрешности дозрения латая,
о светлом, как и принято, мечтая
и – выше туч – надеясь на прогресс.
И мира всем достойного желая,
к работе обретаем интерес.
Но давний тот раздор, что сивый бес,
как прежде, заплутавших нас сбивает.
Нас свет уже в безволье уличил.
Кузнец Вакула будто не учил,
как нечисть усмирять без протокола.
Но нам куда привычнее гадать,
чем по веленью сердца поступать,
с размеренностью тонкой и не полой.
2
… С размеренностью тонкой и не полой,
за валом наседающей молвы,
сбирались в путь правители-волхвы,
предвосхищая новые престолы.
Блестели, запотев, немые лбы,
молчали репортеры однополо.
Но креп вопрос, что солонцы-подзолы
и матерел, что идолы-столбы.
А после пир случился у послов,
попутно разделив свой Отчий Кров,
сияли – москали, хохлы, монголы…
И их не смог бы тут же упрекнуть
весь человечеством пройденный путь
и современник ладный и веселый.
3
И современник ладный и веселый,
за светом поздних солнечных погод,
не обрывая прежней жизни ход,
стал разбирать препятствий частоколы.
И из Европы, пусть не без хлопот,
приветствуя досужие приколы,
и шмотки и мясные разносолы
уж ч а с т н ы й доставлял Аэрофлот.
И прижилось. И так за днями сталось –
кто преуспел, кто сбил охотку малость,
кто справил крест, не выдержав тот стресс.
Но бой народ – достойные челдоны –
и ваучеры помня и талоны,
не потерял к открытьям интерес.
4
Не потерял к открытьям интерес
и ваш слуга, за то не прав от части,
что исподволь бежал высокой власти
иных забот, с Парнаса ли повес.
И где судьба слала во след несчастье,
не принимал на веру сей процесс,
что опустил примата в темный лес
и человеком вывел сквозь ненастья.
Расхожим смыслом не обременен,
храню я в добром сердце с тех времен
и города, где побывал и села.
И тешусь, на открытость поменяв,
летучих стрел неудержимый сплав, –
век новый не пугают бед уколы.
5
Век новый не пугают бед уколы
и мнений разномастных кутерьма.
Заботится понять, изжить страна
движенья разворотного проколы.
Но зелень кущ не примется сама,
коль жизни скрытой не взыграют смолы,
сбивая сходу нудной тьмы осколы,
где о весне не помнит стынь-зима.
Вот бы и нам, забыв об обещаньях
и не скрепя от ложного стенанья,
не прятать от других свою вину,
и уж на деле выстоять, не каясь,
в бореньях не без пота обретаясь
и привечая на ТY страну.
6
И привечая на ТY страну –
и оживляя принятое соло,
я дочке глажу кофточки для школы
и провожаю поутру жену.
И у виска сжимая сбой струну,
что холода декабрьского приколы,
что строф не устоявшихся размолы,
вновь комкаю закута тишину.
О, терпкий мир разладов и добра,
когда же та приблизится пора,
где по паям воздастся нам, веселым.
Чтоб пригубить нам радость – не вину,
превознеся вскипевшего волну
и отзываясь на привет не квелый.
7
И отзываясь на привет не квелый,
покоятся и присно времена.
И рать разнопишущая вольна –
и множатся и шутки и приколы.
И сборники верстаются, тихи,
не от того, что сбились в них чешуйки,
стрекоз ли крылья или дыма струйки, –
не умаляйте белые стихи!
Но, матерея, пасынки-холены
кремлевских боссов, что плели законы,
давно перекроили боль страну –
привольно поделили государство.
И не помыслив обелять лукавства,
я откровеньем явным не блесну.
8
Я откровеньем явным не блесну
не потому, что сложно откликаться –
в сомненье ли по сути разобраться
или припомнить давнюю весну,
где столько грозных строчек-сателитов,
что мне бы и поставили в вину
поднятую за встряскою волну,
накрывшую закат Мелиолита.
А ты в те дни шагала в детский сад,
и принимала новый день за лад,
цветы живые обрывать не смея.
И я по дням, замешанным под слом,
срывался обескровленным стрельцом.
Но гляну на былое чуть добрее.
9
Но гляну на былое чуть добрее,
чтоб снова закипел во мне поток
чувств молодых, что вырваться из строк
хотели бы и думки поскорее.
Чтоб и слепец увидел холодея, –
не позабыт мной трепетный зарок,
как пролетевшей юности урок,
где ямб мы уж не путали с хореем.
И заступая в рвение за ту,
доступную сегодня высь-черту,
я час от часа крепну и смелею.
И сходу затеваю, пусть не бой,
но заваруху с собственной судьбой.
И ночь взойдет под жалящим бореем…
10
И ночь взойдет под жалящим бореем,
напомнить всем о постоянстве бурь.
Что наших не стесненных споров дурь
в сравнении с разверзшим чрево змеем?
Но свет природа, не смиряя хмурь,
глухой к порывам тем не остается –
и за свое земное стойко бьется
и трет до блеска звездную лазурь.
И, ипостась на йоту не теряя,
мечты уже иные обретает,
где ни побед, ни треволнений нет.
И чудо тишину открыто ровно
вынянчивает среди тьмы любовно.
И вознесет пробившийся рассвет.
11
И вознесет пробившийся рассвет
красу не потесненную веками,
простор неопалимый за лесами
и инеев сквозных опрятный плед
там, где «под голубыми небесами»
притихла давней юности моей
подкова-деревенька средь полей,
пленив «великолепными коврами».
И у боров прижился город мой,
где строки обретали свет-покой,
где сердце тонко трепетно стучится.
Где верил я среди потухших дней,
что выстоится в жизни и моей
тот миг, где чудо все-таки случится.
12
Тот миг, где чудо все-таки случится,
предвосхитил я в сценах и часах –
и ревностно служа в страны войсках
и к чтенью умудряясь пристраститься.
Являлись строки не под ох и ах,
но с твердою решимостью пробиться
то первогодкам оживляя лица,
то звездный свод качая на руках.
Но век мелел. И мчался Новый год,
чтоб разводнить тот долгий разворот,
и не было минуты возмутиться.
И оживало у ночей лихих
построчье мерных выкладок моих,
где в окна наши радость постучится.
13
Где в окна наши радость постучится,
к родным просторам двинулся корвет
иль поезд наш, где явь уж тет-а-тет,
что боль-ответ, сподобилась лучиться,
сквозь непогоды отрешенный бред –
где снег с дождем пытались примириться,
где души наши смели приютиться
за лучик откровений и примет,
где прошлое, откликнувшись поденно,
выглядывало тошно и стесненно,
что школьный за партерами скелет.
И дочки Насти ангелы явились.
И годы – в поле грозы – раскатились.
И в жизни новой отречений нет.
14
И в жизни новой отречений нет,
А есть резон, к исканьям редкий опыт,
и хлопоты, что детский робкий топот
под солнечную залу через свет.
Готовится пусть и во мне поэт,
под лопотанье ясных дней открытых,
сквозь плети, что самим коварством свиты,
жить и творить средь радостей и бед –
и сметкой пробивать невзгод заслоны,
степенному неся свои поклоны
и не теряя к миру интерес.
Ну, а тебя, читатель, уж не буду
построчьем занимать… а где же чудо?
Но дочь моя, не чудо ль из чудес!
15
Живем мы не без сметки и чудес,
с размеренностью тонкой и не полой.
И современник ладный и веселый
не потерял к открытьям интерес.
Век новый не пугают без уколы.
И, привечая на ТY страну
и отзываясь на привет не квелый,
я откровеньем явным не блесну,
Но гляну на былое чуть добрее.
И ночь взойдет под жалящим бореем,
и вознесет пробившийся рассвет
тот миг, где чудо все-таки случится,
где в окна наши радость постучится.
И в жизни новой отречений нет.