Наконец, детский сад остался в прошлом. Наступили школьные годы, которые «…нет, не забудет никто никогда». Я их тоже помню. Первого сентября 1958 года, я, в новенькой форме и с букетом астр, в толпе сверстников и ребят постарше, стоял около институтского клуба и ждал школьный автобус. Первая моя школа была в жилом городке алма-атинского аэропорта, в пяти километрах от противочумного института и возили нас туда на древнем, на базе ГАЗ – АА, называемом так же полуторкой, автобусе.
Этот период жизни, с первого по пятый класс, отложился в моей памяти только тем, что оставаясь после уроков в продлёнке, я смывался сразу после обеда на аэропортовское озеро, где и шлялся в полное своё удовольствие, в зависимости от времени года, то по пояс в снегу, то по уши в воде. Частенько, опоздав из-за этих странствий на автобус, возвращался из школы пешком. Знаниями своими не поражал я ни учителей, ни наставников, ни родителей своих, и никогда к этому не стремился.
В 1962 году нас из 44-й школы в аэропорту перевили в 78-ю в микрорайоне «Б», а 1966 – в 115-ю, в микрорайоне «А», где я и получил полный троек аттестат так называемой зрелости.
Гораздо разнообразнее и веселее протекала жизнь во дворе. Природа видимо восполняла потери мужчин в Великой Отечественной Войне, а потому моими ровесниками были только пацаны. Среди ребят старше нас, парней и девочек было примерно поровну, в поколении детей, родившихся через четыре – пять лет после нас баланс тоже был соблюдён, а мы, человек десять оболтусов, росли лишёнными общения с девчонками. Мы играли в футбол и хоккей, дрались, с ранней весны до поздней осени очищали от фруктов сады свои и соседские, толпой ходили купаться, ездили на велосипедах в горы и на рыбалку. Вместе учились курить, вместе расчищали и заливали зимой каток. Милиция вневедомственной охраны, охранявшая наш особо опасный объект, не знала покоя ни зимой, ни летом. То одного, то другого из нас тащили за ухо или за шиворот со стройки. То одному, то другому отцы, после беседы с милицейским начальством, ремнями расписывали задницы за кирпич, брошенный пращой в гулкие железные ворота, за стекло, разбитое метким выстрелом из рогатки в проходной, за проникновение на территорию лабораторий, за собирание железяк на территории гаража …
Помимо множества хлопот внутри городка, были дела и вне его. Напротив, через овраг, был посёлок «Турксиб», основанный, видимо, строителями Туркестано – Сибирской магистрали ещё в тридцатые годы. За забором института, с другой стороны, находился эвакуированный откуда-то из России в годы войны механический завод. И там, и тут жили люди. А у этих людей были дети. А среди этих детей было много пацанов, которые сильно нас не любили за то, что ездим в школу на автобусе, за то, что ходим не в кирзовых сапогах и фуфайках, а в ботинках и пальто, за то, что когда нас пытаются бить, даём сдачи, и ещё за много разных вещей. Поэтому мы периодически подвергались нашествиям то с севера, то с юга. Турксибским войском обычно руководил хромой, заросший гривой грязных волос, носящий брюки – дудочки парень лет восемнадцати - двадцати . Мама назвала его Сериком, сам себя он называл Джоном, а мы именовали его Папа – Парапа за специфическую походку. Он приводил к воротам толпу турксибских малолеток, карманы и пазухи которых были набиты камнями, мы подтягивались со своей стороны и закидывали друг друга, пока не вмешивалась милиция. Случались и жертвы.
От территории завода нас отделял пустырь площадью около гектара, на котором институт каждую весну высеивал клевер для лабораторных животных. Забора здесь поначалу не было, а потому территория была спорной. «Механские», как мы их называли, пацаны, любили играть в войну в высоком клевере. «Чумские», как они называли нас, терпеть такую наглость не могли. Набрав камней во все имеющиеся карманы, мы гнали их до середины их посёлка. Камни кончались, территория была чужая, моральное преимущество переходило к противнику, но у воинов Орды не было слова «назад». У них было только слово «Алга!» - «Вперёд!», а потому, мы не отступали. Мы разворачивались и наступали в обратную сторону! Теперь они гнали нас до середины «Чумки». А школа была на территории, контролируемой Папой – Парапой … А продуктовый, мясной магазины и парикмахерская – на территории «Механки» … Вот так и росли мы, закаляясь в непрерывных боях.
Не нужно, однако, думать, что росли мы, как бурьян в поле. В институте был деятельный местком, который уделял нам много внимания. По вечерам у нас был доступ в клуб, на средства местного комитета покупались музыкальные инструменты, спортинвентарь, нам было разрешено взять нужное количество досок для постройки хоккейного корта, который мы и сделали своими руками. Нам выделяли машину для поездок на рыбалку на далёкую реку Или. Возили за пятьсот километров на легендарное киргизское озеро Иссык-Куль, где мы вели почти самостоятельный образ жизни в палатках. Нам выделяли путёвки в пионерский лагерь, и каждое лето устраивали дворовый лагерь в палатках на территории нашего городка.
Всё это было здорово, но, как сказано ранее, я по натуре – одиночка и бродяга. Весной, как только подтаивал снег, я уходил в лога, которых было множество в окрестностях Алма-Аты. Первые подснежники, а позже тюльпаны, колокольчики, незабудки, огоньки и маки не переводились на маминой тумбочке. С появлением велосипеда «Орлёнок» круг моих экскурсий значительно расширился. Чёрт носил меня в такие дали и по таким буеракам, что до сих вспоминать жутко.
В перерывах между этими странствиями я развлекался стрельбой из мелкокалиберной винтовки отца или целыми днями пропадал на болоте за забором, в зарослях ивняка и рогоза. Там можно было незаметно подкрасться к болотным курочкам, увидеть ондатру, огромных, разноцветных стрекоз, зимородка, наловить мальков и головастиков. Там была Жизнь!
Родители не могли контролировать моё времяпрепровождение. В 1956 году, в январе, родился младший брат и всё их внимание переключилось на него. Отец, а затем и мама были заняты работой над кандидатскими диссертациями, сдавали экзамены по минимуму, писали, защищали. Отца в тот период я видел вообще крайне редко. С разрешения постового милиционера я проходил в его кабинет в административном корпусе института, он, весь в клубах табачного дыма, отрывался от бумаг,
- А, это ты? Как дела? Вот тебе сорок четыре копейки, сбегай в магазин, принеси две пачки «Беломора».
На этом общение кончалось.
Мама была занята делами по дому, малышом, учила английский язык, писала статьи.
- Как дела в школе?
- Нормально.
- Что получил?
- Тройку по русскому.
- Уроки сделал?
- Нам не задавали.
- Не ври!
- Я не вру! Мам, я пойду, погуляю!
Вот так и прошло моё детство. Зимой на лыжах, летом на велосипеде, на пляже, на лодке, будучи дружинником – спасателем на спасательной станции ДОСААФ. Если верно, что природа отдыхает на детях, то с полной уверенностью могу сказать, что на мне она выспалась, ибо не стал я ни гением, ни даже, кандидатом биологических наук, а стал я впоследствии солдатом, потом лаборантом, потом зоологом противочумной системы Минздрава СССР. Но об этом ниже…