Тургень - Иссык - Талгар

Александр Пейсахис 2
                И пришла осень. Тёплая, сухая, ласковая Алма-Атинская осень. Остались позади вступительные экзамены в ВУЗах, участия в которых я не принимал из-за болезни. Упорно направляемый родителями в мединститут, я из вредности, всеми силами сопротивлялся и нисколько не жалел о том, что не стал студентом. Не любил я учиться. Зато был страшно рад, когда прочел приказ о том, что в начале сентября еду в командировку. Вторым лаборантом в группе был всё тот же Женька, а зоологом Юрий Серафимович Лобачёв, занимавшийся в то время адаптацией сибирских куниц в горах Заилийского Алатау.
               Короткие сборы, погрузка и мы с Женькой опять трясёмся в кузове ГАЗ-51,  только не по трассе Алма-Ата – Фрунзе, а в обратном направлении. Первая наша стоянка была в Тургеньском ущелье, в шестидесяти километрах от Алма-Аты. Поселились мы в глухом, тёмном и диком отщелке, в полуразвалившемся чабанском домике. Занавесили брезентом окна и дверь, подправили печурку, раскидали по полу кошмы и спальники и началась командировка. Наутро следующего дня Лобачев с ружьём ушел в горы и, спустя несколько часов, вернулся за нами. Километрах в пяти от стоянки он подстрелил молодого горного козла. Нужно было разделать и перенести в домик мясо. Питанием на ближайшие две недели мы были обеспечены.
              Работа была не сложная, но физически тяжелая. Деревянные ловушки весом по 5-6 клограммов каждая, нужно было устанавливать в каменных россыпях, настораживать, разложить в них протухшую коровью требуху и каждый день проверять и переставлять. Каждый из нас ежедневно таскал на себе от 30 до 40 килограммов этих сооружений плюс приманка. Чаще всего ловушки были пусты. Иногда в них попадали ласки или горностаи, которых мы несли в домик к Лобачёву. Зоолог делал промеры, определял вес зверьков, вставлял им в ухо серьгу с номером и отпускал. Куниц, не было, как раньше, весной, небыло хорей. Через неделю Лобачёв уехал в Алма-Ату, а еще через пару дней вернулся на грузовике и мы переехали на тридцать километров ближе к дому, туда, где плескалось когда-то красивейшее и чистейшее озеро Иссык. Однажды, в выходной, моренное озеро, расположенное выше, прорвалось и в Иссык сошел мощный селевой поток. Погибло много отдыхающих на берегу людей, была снесена дорога, часть пионерского лагеря, находившегося ниже по ущелью и дома в селе, стоявшие на берегу речки.Сохранилась турбаза, мутная лужа и помятый катер на берегу.
               Вот здесь, на бывшем дне бывшего озера, в начале крутого отщелка, мы и поставили палатку с печкой буржуйкой, с железной трубой. Середина сентября в горах – это уже поздняя осень.  И здесь не довелось нам поймать куницу, хотя старались мы с Женькой изо всех сил. Лобачёв со скуки подался в самоволку, в Алма-Ату, мы, зная о наличии спирта в его запасах, разыскали заветную фляжку, в которой зоолог консервировал блох и клещей с горностаев, отлили огненной воды и долили обычной. Так, впервые в жизни я попробовал настойку, которую паразитологи – противочумники ласково называют «Блошовочка». Потом мы побренчали на гитаре, а ещё потом, когда настойка заиграла в организме, пошли на турбазу в кино.
                Девушек на турбазе было великое множество. Нас встретили, накормили, напоили, сводили в клуб и на танцы, а потом пожелали нам спокойной ночи. Это был удар. Переться ночью за семь километров до палатки, чтобы завалиться в спальник, когда вокруг столько женщин … Мы стали ныть, что идти далеко, устали, спать хочется – сил нет, никто нас сирых не приютит и не обогреет.
       - Хорошо! Пойдём! – сказала мне крепкая рослая девица, - Придумаем что-нибудь.
Она повела меня в двухэтажную  гостиницу турбазы,  спустились в подвал, где оказалась казарма не менее чем на десять кроватей. На восьми из них спали девушки, на девятую легла приведшая меня туристочка, а десятую, без матраца и подушки она предложила мне. Облом был велик … Я полежал минут пятнадцать на голой сетке, встал и тихо покинул помещение. Недалеко от палатки я заметил идущего впереди человека с гитарой.
       - Женька! – заорал я, - Ну, как туристочки?!
       - Нормально! – откликнулся Женька, - А у тебя?
       - Аналогично!
              Часам к десяти утра вернулся из самоволки Лобачёв. Вид у него был усталый, но довольный. Нам с Женькой он привёз фляжку домашнего вишнёвого вина. Через час Юрий Серафимович метрах в тридцати за нашей палаткой обнаружил следы и экскременты медведя, который, видимо, добирался до вонючей коровьей требухи и тухлого серебристого хека.
- Всё, мужики. Валить отсюда нужно. Он нам теперь покоя не даст.
Мы с Женькой не возражали. Скучно было на Иссыке. Турбаза далеко, девки сонные, медведь за палаткой. Нет, определённо, нужно было отсюда валить.
             Следующая стоянка была в начале ущелья Талгар, чуть ниже того места, где соединяются две большие щели – правый Талгар и левый Талгар. Палатку мы поставили на усадьбе егеря, в яблоневом саду.
       - Мужики, - обратился к нам наутро начальник, - А не пора ли вам създить в город, побыть дома, помыться в баньке?
       - А пора! – ответили мы хором.
       - Двоих сразу не отпущу, тяните жребий.
Мы потянули спички и ехать выпало мне. Собрав грязное бельишко, я рысью припустил к остановке автобуса. Талгар – пригород Алма-Аты, до дома рукой подать и часа через два я отмокал в горячем душе, мама заводила стирку, а отец ворчал, глядя на мои, стоящие носки. Он пытался мне внушить, что постирать их можно было и в речке. Я слушал и вспоминал, как он возил стирать свои носки на лошади из ущелья Большой Кокпак в село Нарынкол, за пятьдесят километров от стационара, хотя рядом с лабораторией там протекал светлый, быстрый ручей.
       - Теперь о делах, - сказала мама, когда я был отмыт и накормлен, - Тебе пришла повестка из военкомата. Я за тебя расписалась и завтра ты должен явиться на комиссию.
       - Я не могу завтра идти в военкомат. Меня нет в городе. Я в командировке и приеду через две недели.
       - Ты в городе и пойдёшь в военкомат! -, мамы рядом не было. Передо мной стояла женщина, прошедшая войну от Воронежа до Берлина, коммунист, комсорг батальона. – Если ты не пойдёшь – пойду я! Я не хочу, чтобы мой сын был дезертиром.
                Наутро я проходил медицинскую комиссию в военкомате, был признан годным к строевой службе и получил повестку на расчёт. К вечеру, набив рюкзак винищем и закусками  отправился в Талгар, где и устроил «отвальную» в нашем маленьком, дружном, бродячем коллективе. Потом будет «отвальная» в лаборатории, проводы дома, но это - потом. А  пока я прощался с горами.

24.10.2009.