В августе 1978 года, после успешной защиты дипломной работы и незабываемого месяца отдыха в cтанице Елизаветинская Краснодарскго края, у родителей жены, я выехал на работу в Талдыкурган. Как и обещал Ханат Тлеугабылов, он придержал место зоолога, на которое кроме меня претендовал ещё один человек. Поселили меня прямо на территории противочумной станции, в здании, половина которого была общежитием, вторая – зоологическим отделом. Таким образом, чтобы попасть на работу, мне нужно было просто обойти вокруг дома. Первое, что я увидел, зайдя в кабинет, был лист ватмана, приколотый к двери, а на нём крупная надпись плакатным пером: «ВЫПИТЬ – ЭТО ЗНАЧИТ …» и ниже, простыми ручками и карандашами, разными почерками: «врезать», «вмазать», «дербалызнуть», «шпокнуть» и т.д. , всего около ста шестидесяти синонимов.
- Ну, давай, коллега, внеси и ты свою лепту, - приветствовал меня Юрий Валентинович Савелов, в зоогруппе которого 12 лет назад я впервые работал в песках.
Я напряг память и внёс в список что-то, чего там раньше не было.
- Годится! – сказал другой коллега – Валерий Сократович Аракелянц, которого чаще звали просто Сократом.
Кроме Савелова и Сократа в комнате за столами сидели Николай Классовский, окончивший биофак КазГУ на год раньше меня и Виктор Иванович Тимофеев, учившийся на том же факультете когда мама водила меня в детский сад. Коллеги увлечённо играли в «БАЛДУ». А так как лето близилось к концу и недалек был выезд эпидотрядов, то в свободное от «БАЛДЫ» время они составляли планы эпизоотологического обследования закрепленных за ними участков.
Мне не нужно было писать план. Заведующий отделом, знакомый мне по прошлогодней встрече в Атбаши, Эдуард Максимильянович Шпес, пояснил мне, что работать я буду в вертолётной группе и познакомил с её начальником – К.В. Цоем. Цой и должен был вести всю документацию. С первого же дня работы я включился в подготовку к выезду. Для меня она заключалась в заготовке продуктов на предстоящий сезон. А какие могут быть продукты, когда фамилия начальника – Цой? Вот один из рецептов корейской кухни: на килограмм жгучего (офигенно жгучего!), красного стручкового перца нужно начистить килограмм чеснока, перемолоть всё это на мясорубке и добавить соль ПО ВКУСУ … Всё. Приправа готова. Она может стоять годами и не испортится. Нет такого микроба, который способен выжить в этом харче богов. Этого лакомства я накрутил литров 10 и долго страдал, когда в процессе работы вытер рукой пот под носом. Приправа напоминала о себе и после посещения туалета.
Вертолётная группа была своего рода разведкой. Обычно она выезжала в командировку на неделю – две раньше эпид отрядов, чтобы частично облетать территорию и предварительно оценить состояние численности носителей чумы – песчанок и её переносчиков – блох и клещей. Противочумная станция арендовала для этой цели небольшой вертолёт МИ-2. Экипаж вертолёта весь сезон находился в нашем распоряжении.
Базировалась наша группа в Баканасском противочумном отделении, в той самой общаге, в которой в 1967 году мы, три сопливых школьника, пили вермут и ждали вылета на стационар Капалы. Одну из комнатушек заняли мы с Цоем, вторую повариха, неряшливая и запитая Таня, коридор между комнатами оборудовали под столовую. Лётчики поселились в соседнем домике.
В Отделении меня ожидало несколько приятных встреч. Здесь жили и работали супруги Надя и Володя Бурделовы. С Вовкой мы когда-то ходили в детский сад, все 10 лет учились в одном классе, а Надя приехала в наш городок немного позже и училась с нами в 9-10 классах. По окончании школы они поженились.
Прямо напротив Бурделовых жили старший зоолог отделения Женька Макаров его жена Вера Новикова, с которой я был знаком лет с трёх. Шагах в двадцати от нашей общаги стоял домик, в котором жила Галка Новикова, моя подружка по Нарынколу, сестра Веры. В общем, с приездом в Баканас, попал я обратно в детство. Сюрпризы однако на этом не кончились. Вечером, прогуливаясь по отделению, я подошёл к воротам и увидел сидящего на лавочке стилягу и тунеядца 50-х годов Ваню Чижика, о котором писал в первых главах этого рассказа. Всё те же голубенькие глазки, всё те же жидкие волосы торчком и нос «тюпочкой». Только лицо стало морщинистым. Ваня меня не узнал.
Наутро, а аэропорту, который друг мой Старый много лет назад назвал «Шереметьево», нас ожидал ревущий двигателями вертолёт. До сих пор я видел эту технику только на стоянках и в кино. Лететь на таком аппарате мне предстояло впервые. Пригнувшись почти до земли я побежал к дверце, добежав оглянулся и увидел за собой спокойно идущего в полный рост Костю.Он улыбался, глядя на то, как я подползаю к вертолёту. В кабине я оглох. Вертолёт оторвался от такыра, вертикально поднялся метров на пять, завис, клюнул носом и помчался вперёд и вверх … Полетели, блин! Три года предстояло мне летать в этом ревущем, трясущемся ящике, который его экипажи ласково называли «Конёк-горбунок», а пилоты обслуживающих станцию самолётов АН-2, ещё более ласково – «Херня с бантиком».
Что такое летать по опорным точкам? Это взлёт, перелёт приблизительно 20 км, поиск ориентира, известного только тем, кто его устанавливал, посадка, быстрая рекогносцировка с записями в блокноте о количестве жилых и нежилых колоний грызунов и наличии в них блох, взлёт, перелёт 20 км … И так до обеда. После обеда и короткого отдыха – взлёт, перелёт до последней обследованной точки, от неё 20 км … И так до вечера. Санитарная норма – 6 часов в день.
После первого дня полётов Костя подвёл меня под лопасть винта.
- Достань!
Я её достал. В прыжке. Он улыбнулся и пошел с аэродрома. Я за ним. С этого дня я подходил к вертолёту в полный рост, медленно и с гордо поднятой головой. А ещё мне нравилось смотреть, как подходят к нему те, кто не знал Цоеву тайну…
Вчера в отделении топили баньку. Баня – это праздник. Это – очищение тела и души. Сегодня пилот МИ-2 Васька Бойко как-то странно пилотирует летательный аппарат. Вертолёт набирает высоту метров 200, куда мы обычно не забираемся, начинает заваливаться на бок и косо идёт к земле. Сидящий рядом с пилотом Цой с размаху тычет Ваську в бок. Машина выравнивается, снижается и идёт на нужной нам высоте. Минут через 20 всё повторяется. Так мы летаем до обеда. В обед, немного оттухший Васька, округлив припухшие глаза рассказывает:
- Пацаны! Помните, я вчера, часов в восемь ходил в баню?
- Ну?
- Потом мы выпили, потом ещё. А потом я опять пошёл в баню. Попариться!
- Ну?
- Проснулся от холода, на верхней полке. Лежу в позе покойника. Из одежды на мне одни часы «Командирские». Время – 3 часа ночи. И после этого вы хотите, чтобы я не спал за штурвалом?!
- Сука ты, Вася Бойко! – только и сказал ему Костя. А что можно было ещё сказать?
Первый мой сезон подходил к концу. Задание своё мы выполнили и собирались в Талдыкурган, когда я получил приказ заменить тяжело заболевшего зоолога Тимофеева. В аэропорту из самолёта почти выпал Виктор Иванович. Я не узнал своего соседа по кабинету. Прободная язва. Он летел домой, я на его место, в зоогруппу. АН-2 не залетая в Карой высадил меня на небольшом такыре. К самолёту, пыля подкатил вездеход ГАЗ-63 и я стал руководителем зоогруппы, состоящей из десятка ловцов, техника и поварихи.
Начальником я оказался строгим. Сказывался сержантский опыт, совершенно, как я понял позже, неуместный в гражданской жизни. В первый мой выезд с группой в поле кто-то из ловцов не выполнил норму и я продержал людей без обеда и отдыха до тех пор, пока он её не выполнил. Косые взгляды рабочих я ловил на себе всю неделю, которую руководил зоогруппой, но норму с того дня выполняли все. По вечерам я забирался на бархан и смотрел на не очень далёкие огоньки Кароя.
Прошла последняя неделя эпизоотологического обследования, и мы прибыли в Карой, где перед выездом в Талдыкурган должны были пройти обсервацию. Для тех, кто не понимает, объясняю. Обсервация в противочумной системе – это неделя карантина после прекращения контакта с подозрительными на чуму объектами. В течение этой недели ты можешь писать отчёт (а можешь не писать, время на это ещё будет), охотиться, рыбачить, пить всё, что горит, играть в преферанс и спать, сколько хочешь. Вот всем этим мы и занимались.
Наутро после приезда на стационар я, раскосыми с похмелья, как у Кости Цоя глазами наблюдал следующее… В узеньком коридоре глинобитной каройской общаги, разговаривали паразитолог Игорь Борисович и паразитолог Дарьян Моисеевич. Точнее, звуки издавал только Дарьян Моисеевич, а почти двухметровый и здоровенный, как бык Игорь Борисович молча долбил коллегу по рёбрам.
- Игорёк! Что ты делаешь?! – вскрикивал Гаузштейн после каждого удара, - Игорёк! Мне же больно!
Мимо беседующих паразитологов пытался протиснуться начальник отряда.
- Евгений Алиевич! – взывал к власти Гаузштейн, - Скажите ему, Евгений Алиевич!
- Сами решайте свои паразитологические проблемы! - бормотал Женя.
Пока я умывался и приходил в себя на свежем воздухе, беседа в коридоре подошла к концу. Жертв и разрушений не наблюдалось. Более того, с честью прошедший все испытания Дарьян, мельком глянув в мои суровые глаза, приказал лаборантке,
- Налейте ему опохмелиться!
Медленно просыпался уставший после вчерашнего народ. Лениво умывались, без аппетита завтракали, со стонами падали обратно на железные кровати и входили в ступор. Всем было плохо. Все хотели домой. Разлив по стаканам презентованный мне паразитологом спирт, я вспомнил, что где-то в рюкзаке у меня лежит знаменитая «Баллада о гонорее» Семёна Вульфувича Ботвинника, достал и передал её Ханату. Сначала он читал произведение молча, потом стал похрюкивать и подрагивать. Потом заржал и стал читать балладу вслух. Глинобитные стены дрогнули. Ржали и катались по кроватям все.
А потом мы устроили большую рыбалку на протоке Нарын. Не клевало и была организована большая охота, в которой те, у кого не было ружей выполняли функции собак. Безоружные, в том числе и я, с шумом и треском продирались сквозь кусты чингиля. Сзади шли охотники. Когда у нас из под ног с громким хлопаньем крыльев и кудахтаньем взлетал фазан, сзади раздавался выстрел. Потом сбитую птицу нужно было разыскать в колючих кустах. Обед на берегу протоки был поистине царским. Портили его только косые взгляды и фырканье сидящей неподалёку от меня носатой девицы в очках, примерно одного со мной возраста.
- Кто это ? – спросил я Ханата.
- Техник. Верка.
- А чего она на меня крысится?
- Вы оба претендовали на то место, которое ты занял. Она тоже в этом году окончила биофак. Мы взяли тебя потому, что ты знаком с работой в горах, да и не бабья это работа – зоолог.
Так я узнал, что у меня есть враг. Следует сказать, что вражда эта продолжалась месяца полтора, а потом Вера Николаевна получила ставку и мы с ней в декабре вместе поехали на курсы специализации зоологов в Алма-Ату. Там между нами и завязалась многолетняя, крепкая, я бы назвал её «мужская» дружба. Вера стала зоологом. Более того, она стала отличным зоологом, работала в горах и пустынях и всегда крепко держала любую зоогруппу в своём женском кулачке. Она до сих пор работает там же.
Прошел мой первый зоологический сезон. Перегруженный людьми и отрядным барахлом АН-2 шлёпнулся на взлётную полосу аэропорта Талдыкурган. Впереди отчёт, а потом четырёхмесячные курсы специализации в Алма-Ате. Дома.
18.12.2009.