ваши мелочные прихоти гремят
раскатами грома в моей опустевшей башке,
мыслями до дыр истёртой.
вливаю в себя тонны яда подряд,
Вильнюс или Бишкек?
я уже не помню.
когда я сбился с пути?
когда я перестал верить в вас и в себя?
я не помню, я просто не помню.
мне кажется, я давно убит,
мне кажется, в меня ударила молния.
все вы — выходцы из мира Хаксли,
дети промышленности и потребления.
покупать, продавать, пустословить, ****ься —
главная цель нового поколения.
мне всего 22, и в душе я ребёнок.
прячусь от жизни в пустом вагоне,
в дешёвом плацкарте пытаюсь от себя уехать.
увы, я слишком стар для этого мира,
я — никто, вам всем поставят памятник,
а меня вздёрнут на нём же ради потехи.
я гнию в мире Оруэлла, как в параллельной вселенной,
под надзором старшего брата и телекрана.
два кубика боли каждый день внутривенно —
вот и все развлечения, вся моя радость.
смотрите — я голый, избитый, босой.
смотрите — я бегу за старухой с косой,
смотрите — я плачу, дрожу, и руки трясутся.
комната 101 — мои родные пенаты,
я всё бы отдал чтоб родиться пернатым,
или хотя бы суметь не проснуться.
государство запрещает убивать насовсем,
но поощрает убийства наполовину.
смотрите, мне не нужен ваш глянец, я хочу быть никем!
хотите, сам в себя первый камень кину?!
рвите меня на части, пытайтесь построить
из меня то, что вас наконец-то устроит.
мне плевать, я подох ещё вчера,
и никто из вас ничего не заметил.
я гнию, разлагаюсь который час
вместе с отдавшей богу душу планетой.
сколько ещё мне терпеть?
сколько ещё наблюдать за агонией
того, что когда-то назвали разум?
я лишь мечтаю сгореть,
но тлею под звон какофонии
слезоточивым отравленный газом.
я ступил за черту,
за которой только падение.
которая вас отпугнёт, как волка красные флаги.
я разбит, моё счастье в забвении,
я заперт в мире горящей бумаги.