На высоких каблуках
Я для тебя смертельна, как полоний.
Прожженной цыпой, в кожанке паленой
(В каких подпольных ведьминских котлах?) –
Шагаю, на высоких каблуках.
Какая нынче заварилась каша!
И даже привкус гари, от зари.
Вари, горшочек, не ленись, вари!
И масла подливают фонари,
И на обочинах чернеет сажа.
По мостовой, в колдобинах и урнах
Пройдемся на котурнах!
Кирдык – сапожкам.
Пали шарфа крывысоких кклья.
Всем лепетам и трепетам – кранты.
Моей не нужно миру красоты,
К любви я даром подбивала клинья.
Пропала пташка, хвать за коготок,
Ощиплют пух с тебя, и в кипяток.
Увы, осуществятся на земле
Желания, лишь выкипев в котле.
Глотай же снег, а после – в слезы выжмешь.
Или златым стихотвореньем выжжешь.
Но ты заметил, может быть, один –
Я меж собой и жизнью вбила клин.
Вот, кажется, вполне экипирована,
А все равно, как белая ворона.
Во щи попала я или в ощип,
Нет разницы, в охрипшем горле шип.
Рассыпаться бы в бисер, испариться,
Набега инфлюэнцы жду, как принца.
Свалившись с воспалением гортани,
Хоть на пять дней забудешь о гордыни.
Любви, быть может, не было в помине,
А только лихорадки нарастанье.
А на ресницах мокрых тушь –
Такая чушь,
А элитарности плюмаж –
Такая блажь.
Всё, чтоб шатнувшись, словно от ушиба,
Прохожий прошептал: Какая цыпа!
В котел – всех колдунов, все заклинанья
И каблучков серебряные клинья!
Но кажется, вот-вот уже, чуть-чуть,
Как робу из материи вареной,
Я с жизни шелуху сорву, и – суть:
Ребенок потерявшийся, зареванный.
И с гордостью скажу всем нежным клуням,
С колхоза Клавам и красоткам клевым,
Всем розовым, гламурным Барби-клонам:
Клин вышибают клином.