осень так аккуратно спиртует пальцы,
/точится роковое веретено/
так шелестит, что хочется разрыдаться,
грешным податься беженцем в мир иной.
но все мосты скрывают живую воду,
не приютит ни ванная, ни петля.
будто тебя растили ему в угоду,
будто тебя хранили специально для.
ты им уже все мысли забинтовала,
заполонила каждую лунку пор.
он тебя еле стерпит, узрит едва ли,
имя твоё не вспомнит даже на спор.
девочка, не глупи, у него другая
в сердце ночует, в логовище гостит.
ты перед ним расхристанная, нагая -
каждую венку видно и каждый стих.
ты засыпаешь, зная, что жизнь в движеньи
рук его - недр невиданного тепла.
это напоминает самосожженье.
крики уже распробовала толпа.
ну, расскажи, разлейся построчной гладью,
словно капелью плачущая весна,
как он тебя, страдалицу, обрюхатил
рифмами, раскалёнными докрасна,
стал тем, кто занял полое свято место...
кто виноват? что делать? поди найди.
смейся в лицо обиде, в подушку смейся
так, что потом поскуливает в груди.
и ведь не так красив, и не без изъянов -
знали титанов краше, важнее птиц.
он же из происшедших от обезьяны,
из человечьих стад, из земных теплиц.
но вопреки дурной простоте и славе,
даже тому, что жизнь - под откос, в кювет,
ты так мечтаешь стать ему самой главной,
сном на удачу, ладанкой в рукаве,
мяться в его ладони фигуркой нэцкэ,
тише воды быть рядом, ниже травы...
вот и настало время для самой детской
и самой невостребованной
любви.