Тревожил ветра дух блудливый
под неизменно хладною фатой луны
глубоких вод Невы лоснящуюся гриву,
а те жеманились стыдливо,
играясь в страсти ласковой, лениво
качали бедра пришвартованной шхуны
Седеющую деву провожали
в очередной покров ночного ложа
ревнивым плачем чайки, вглядываясь в дали
чернеющего омута манящей кожи,
а та дышала горькой ложью
непостоянства сцен на смоляном зерцале...
Нетерпеливым зовом бездны быстротечной
и я на том пиру теней была увлечена,
пока с усмешкой хитрой и беспечной
узор судьбы дорожкой млечной
мне ткала Мойрой одинокая луна