Про блох

Гущин Лев
Сошлись в битве два клана великих воинов в страшный час. Земля вокруг черным лесом поросла. Ветер вокруг жуткий. Ураган страшный. Земля под ногами ходуном ходит. Планета к соседней планете то приблизится, то отодввинется. Жуть! Страсть! Но они же воины! Биться надо не на жизнь, а насмерть! И скрипят зубами и бряцают они оружием. Вот вот перебьют друг друга два клана блох. А собака и в ус не дует. Бежит себе своим собачьим путем. Ей надобно срочно биться за свой кусок двора. Пришлые псы атакуют. Откуда пришли неведомо. Но коли не побить их, то либо с голодухи подыхать, либо уходить в небытие. И драться страшно и еще страшнее то Неведомое, что там, за пределами двора. Только вот супротивники куда-то исчезли. Только визг один из-за забора идет. Визг, да скулеж. И чего там такое? И любопытно бы глянуть, да больно страшно. А там и в самом деле страшно. Подкралась к бродячим псам машина и выловили их люди-собачники. Кранты псам! Собачники едут- радуются. Как же! План выполнили! Будет сотня-другая на пойло к вечеру. Только не ведают они,, что вечера для них не будет. Прилетит в Город с другой и вражьей страны шальной снаряд. Прямо в машину угодит. А может и не прилетит. Потому как не до войны всем будет. Зреет под землей страшный свищ. Вот-вот вспучится земля и поглотит соседний город, а может и оба города, а может и не поглотит... Сложен Мир. И многообразен. И Пути Господни неисповедимы. Но не все блохи в панике. Завелись средь них чудики. Крови не алчут. В битву не рвутся. Жальца утратили, хоботки ослабли. Срам один! Зато глаза прозрели, слух появился, другие органы заработали. И видят они, что глупы их страхи, и слышат они, как ветер вокруг свистит, да под землей темная сила ворочается. Только не страшно им и не жутко. Ибо знают они, что собака бежит туда, где земля из под ее ног не уйдет и вода будет и корм для нее, а, стало быть, и им бояться нечего. Бродят по родной собаке. Любуются. Жизнью наслаждаться бы им. Только болят души их блошиные за народ их глупый и злобный. Жалко его. Да только сделать уже ничего не могут они. Не быть рыбе птицей, коли о небе она не мечтает, и даже жить не хочет среди рыб летающих. Так и собратьям, братской крови алчущим, не понять ни жизни их, ни нравоучениям не внять. Жаль. Но деваться некуда. Жизнь и Смерть на одном пире сошлись. А кто до похмелья доживет, то не ведомо.