Нет гербовой, рисуем на простой,
Отнюдь, не скуке серой даже ради,
Вкрапляю междометья вдоль листов,
В вином местами Облитой тетради.
Вне вдохновенья позывом томим,
К синдрому постпохмельному впридачу,
Ущербность предвкушения "на троих",
И невозможность, как нибудь иначе.
Вот если бы да первая прошла,
Грожусь рассвирепеть строкою миру,
А в строках уживается кошмар,
Презрев мои потуги слушать лиру.
Но вот в сенях спасительный рассол,
Капустой пахнет квашеной и мёдом,
Я на крыльцо, как есть в трусах, босой,
И обозрел окрестную природу.
Отчасти стало легче во внутрях,
Внимаю солнцу, клёну в палисаде,
Не стар собою в общем то, кудряв,
Всего то дел - помят и ненаряден.
И обуял, сомкнулся небосклон,
Калина ветку дружески склонила,
Что хорошо, в деревне под Москвой,
Желанье утром жить со страшной силой.
А щебет птах, а песенка цикад,
А поле в одуванчиках до леса,
И я к столу стремглав бегу назад,
Зарифмовать и "выпить" день воскресный.
Уже легка рука в порыве том,
По край стакан наполнить чистой Музой,
Во вдохновении чистом и святом,
Сюжетов и метафор ешь от пуза!
Ваяй мечту! В плоти преображай!
Как хороша вчера была Татьяна!
А сколько тела в ней и куража!
Всего и не упомнишь нынче спьяну.
Обуться что ли к ней из за стола,
Ведь жизнь спешит, куда от жизни деться?
Вчера я не разделся до гола,
Сегодня не успел с утра одется...