Нарекли поэта рупором.
Так ведь он—не плачева стена,
Размещал за рифмой матовой
Мысли добрые с лицом Мюнхгаузена.
Но ему твердят настойчиво:
Ты в вине признайся честно нам.
Мы не звери, всё ж разборчивы,
Но не позволим, так скать, гуттаперствовать.
Но в подъезде да на лесенке
Разрядили трижды в голову.
И текли мозги чудесные.
И молчание укором нам.
На другой денек заблеяли,
Что убит, мол, Человечище.
И цена ему безмерная,
И пожить ему б полвечища.
Но понятно, что системушка
Не дает быть преподобием.
Это в жизни лишь. А после как?
Да, пожалуйста, но в надгробии.
18.06.2011