В последнее время я написал ещё парочку верлибров и окончательно понял, что пишу их как прозу. Я решаю, что писать, и подбираю слова. По ходу дела возникают какие-то метафоры и прочие литературные фигуры, но это не меняет общей картины. Перевод на другие языки не представляет проблем.
С другой стороны, стихи в старом добром стиле, с рифмой и размером, я пишу совсем по-другому. Главное, стихи я вообще не могу писать, когда мне заблагорассудится. Этим процессом я не управляю. Рифма и размер накладывают такие сильные ограничения, что я просто не могу подобрать никакие слова, если нет вдохновения. Получается вымученное, никуда не годящееся. В те странные периоды, когда стихи пишутся, они пишутся как бы сами собой. Строчки выпрыгивают откуда-то, и мне кажется, что стишок уже существует в природе и вот я его нашёл. Строчку за строчкой вытаскиваю его из какого-то другого мира в этот. Часто пишу и не знаю, о чём стишок и в какую сторону надо его вести. Если, правда, первой выпрыгивает последняя строчка, тогда обычно ясно, о чём речь. Как вытащенную из земли морковку или картошку, очищаю затем стишок от прилипших комочков земли, делаю маленькие поправки. Серьёзная правка обычно невозможна, она просто всё разрушает, даже если стишок выскочил несовершенным. Перевод на другие языки затруднителен (лично мне удаётся переводить стихи с русского на английский с сохранением размера и рифм, но это похоже на исключение).
Вот здесь-то и проходит граница между поэзией и прозой, во всяком случае, для меня, и только в плане процесса создания. Может быть, если сформулировать замысел а затем сконцентрироваться на нём в основное рабочее время, то, в конце концов, стихи начнут выпрыгивать по задуманному. Но это для меня пока из области теории.
Если же отвлечься от процесса написания, то я бы сказал, что в прозе основополагающим является центральная идея и передающее её действие. Герои должны быть выпукло обрисованы, и концовка должна быть неожиданной и эффектной. Хорошо написанные рассказы и верлибры кончаются ударной фразой или ударной строкой. В поэзии же главное - игра слов и передаваемое ей впечатление, атмосфера. Сцепление слов "боковыми гранями" создаёт новые пласты смысла или намёки на них. Своим звучанием слова могут создавать впечатления сухости или влажности, холода или жары. Важна музыкальность. Все эти вещи невозможно или очень трудно планировать заранее, они получаются по ходу сочинения, когда посетит вдохновение. Если в стихотворении содержится какая-то глубокая идея, то это приятный сюрприз.
Таким образом, проза – это макро, а поэзия - это микро. Или, говоря языком пианистов, проза и поэзия – это крупная и мелкая техника. У кого-то лучше развито одно, а у кого-то другое. Но развить мелкую технику труднее, она обычно врождённая.
Из всего вышесказанного вытекает, что поэзия и проза не являются взаимоисключающими и могут сосуществовать в одном произведении. В качестве примера можно взять любую крупную поэтическую форму, где есть как сюжет, так и поэтика. Например, "Сказка о царе Салтане" Пушкина или "Мцыри" Лермонтова. Многие более мелкие поэтические формы (например, баллады) также содержат нарративный и таким образом прозаический элемент. Чисто поэтические произведения, то есть ненарративные стихи, не могут, как правило, удержать внимание, если они слишком длинные.
Рассмотрение прозы и поэзии как не взаимоисключающих а взаимно дополняющих позволяет уйти от сложного теоретического вопроса о том, что считать прозой а что поэзией. В этом вопросе слишком много путаницы и произвола. Пушкин назвал своего "Евгения Онегина" "роман в стихах", а Гоголь назвал свои "Мёртвые души" "поэма". В общем и целом, в эпоху метризованной и рифмованной поэзии написанное короткими строчками можно было считать поэзией, а длинной строкой с переносом – прозой. Верлибр спутал все карты. Если отвлечься от разбиения на строки, трудно найти границу между нарративным верлибром и коротким рассказом. Кроме того, противопоставление поэзии и прозы как "высокого" и "низкого" ("проза жизни") изжило себя.
В заключение остановлюсь на связи между поэтической формой и языком. Литераторы (так же как и народ) развивают язык. Если язык художественного произведения отличается от стандартного языка, это большой плюс. В метризованной и рифмованной поэзии необходимость удовлетворить требованиям метра и рифмы заставляет автора "деформировать" язык соответствующим образом, употреблять необычные формы и неологизмы. Таким образом, метризованная рифмованная поэзия служит катализатором развития языка.
26 September 2014, 6 April 2015