Разбираю летние фотографии, наконец-то дошли руки…
Неблагодарное дело – экскурсии с детьми. То пить, то в туалет, то жарко, то устал… А когда их двое – это сумасшедший дом. Годовалому все неинтересно по определению, и еще - надоело сидеть в коляске. А Андрюха эту груду развалин видит уже в десятый раз, ну и что, что десятого века, ну ржавая пушка, ну средневековые граффити, подумаешь. Я пить хочу. И мороженого.
И вот она – отрада всех семейных мучеников, всех ненормальных родителей, впихивающих культурную программу в строптивых потомков, вот она – кафешка! На самой верхотуре, рядом с бастионом то ли 16, то ли 17 века. Столики на улице, ура! Всем – воды, мне без газа, детЯм – мороженого… Двадцать минут ходили по крепости, они все изнылись, а в кафе сидим уже сорок минут, и так хорошо тут в тени под соснами, уходить не хочется. Будто за этим мы сюда и притащились – попить воды и поесть мороженого.
И вот эта птица, крупная белая чайка, откуда она здесь взялась, мы не заметили. Стоит в дверях кафе и призывно смотрит внутрь. Очевидно, ждет приглашения. Постоит несколько минут и переходит к другим дверям. Снова стоит и смотрит. И, важно переваливаясь, шествует обратно, к посту номер один.
Где-то там над соснами, в вышине, прокаленной солнечным закатным золотом, парят и ругаются другие чайки. Разбойные, в общем-то, птицы. А как кричат, жуть. Повадилась тут одна чайка ранними утрами на соседней крыше рыдать, ну сердце останавливается. Как младенец. Даже вздрогнешь спросонок. Или орут, как мартовские коты. Или истерически хохочут: а!а!а!аа! Уж лучше бы каркали, что ли…
Так вот эта, постовая, она продолжала караул от двери к двери. И все это с достоинством, мол, а я что, я ничего, просто угостите даму спичкой… Совесть у вас есть, нет? Вот ей-богу, казалось, она сейчас войдет и тоже закажет воды без газа и мороженого.
Посмеявшись над птичкой, мы отвлеклись на Андрюху, обляпавшегося (ну неужели!) мороженым, потом я пофотографировала постовую чайку, а Директор (блин, мелкий, увидел-таки!) потребовал мой телефон и принялся на своем тарабарском языке давать какие-то распоряжения и кого-то распекать, и недовольно гмыкать в трубку. Не поверишь, что он говорит с МОЛЧАЩЕЙ трубкой. Я уверена, что ему кто-то отвечает на том конце провода. Может, параллельные миры или петли времени, не знаю. Отвлеклись, говорю, мы, а потом засобирались, засуетились, подхватили коляску, стали спускаться с крепостного холма. И я в сотый раз удивилась живучести нашего городка, хранящего развалины своего кастилльо и до сих пор живущего тем же, чем жил тысячу, или две, или три лет назад – рыбой, креветками, изюмом, вином, апельсинами, оливками… Как жаль, что все мои к этому факту довольно равнодушны, впрочем, как и сами местные жители…
Наверху, на холме, было еще светло, хотя и сумрачно от сосен. Спустились же мы в уже вечерний город. Что? Чайка? Нет, не улетела. Тоже неторопливо ушла куда-то, унося свое достоинство, так и не дождавшись подачки…