Нарисовавший тишину залил бумагу черной краской.
Не разобравшись что к чему, он сам себя считал опасным.
В углу забившись, по ночам молил кого-то о прощении.
Орал и плакал, доводя свой пьяный мозг до одурения.
Смешал все краски он в одну – цвет получился скверным, темным.
Он им раскрасил тишину, мазком уверенным и ровным.
Его холсты я сохранил. В них были темнота и сила.
Со звоном выйдя из картин, вдруг тишина заговорила.
Всё рассказала не тая в ту ночь болтунья-тишина мне.
Ей задавал вопросы я. Про смерть, отчаянье, страдание.
Я от нее узнал о том, что так тревожило безумца.
От болтовни трещал весь дом, но не могла она заткнуться.
Ее развеять разговор не смог ни крик, ни плач, ни виски.
Обратно в холст, а холст в костер, но мы знакомы слишком близко:
Она всё знала обо мне, мы разговор вели ночами.
Я растворялся в тишине, но в голове слова звучали.
Откинув жалость или стыд, к картине подойдя с опаской,
Я тишину залил густЫм и ровным слоем черной краски.
И вот уже вторую ночь, победу пьяно отмечая,
По разговорам с тишиной я все сильней теперь скучаю.
Так, осознав свою вину, пытаюсь совесть я очистить
Я сам рисую тишину: мешаю краски, порчу кисти.
Но сколько б не просил прощенья, ни плакал или ни орал,
Мои попытки или рвенья обречены лишь на провал.