ВЫСТУПАЮ
Сегодня я, всевидущ и всепамятен,
привстав и представ перед народом напоказ,
выдавливаю, накупавшись в цензуре и регламенте,
на скатерть событийную собственный глаз.
Внимайте, любители сказов и рассказочек.
Вникайте, в то, почему, вложив
свою душу и жизнь в горсть рифмованных фразочек,
я остаюсь жив.
С бородой год уже третий я
в капитанской фуражке у поэтического руля.
Вот история человека, в пике восемнадцатилетия
сбросившего возраст свой до нуля.
ПАДЕНИЕ
Меня - тело космического масштаба,
живущее с космосом всем наравне -
заставить смог выровняться лишь табор
притяжений земных, сведя скорость на нет.
Падая, думаю: "Может, так надо -
иногда притормаживать по мелочам?"
Цепей выпаливающая канонада
обвивает доверчивой головы кочан.
Образа жизни моего комета
безысходно врезается в планетишку норм
и устоев. В нарастающий вслушиваясь ню-метал
Линкольнопарковский, ожидаю шторм.
Вот и они - седовласых буря.
Пальцем вниз цезарят Бытие и Бог.
На своей человеческой хрупкой шкуре
уже чувствую Смерти истоптанный сапог.
Косой из мозговой вырезает плоти
в мельчайших подробностях студенческий билет.
Следом за головой на груди выводит
и взрезывает вытатуированное: "Поэт".
Выоперировав сердце и мозг скрупулёзно,
Смерть - в мешок их и уходит прочь.
Я же, лишившийся мощи звёздной,
лечу в разверзнувшуюся подо мной ночь.
НЕ СДАЮСЬ
Итак. Я мёртв или что-то вроде.
Но если бросал бы я всё вот так,
уж точно не стал никогда бы годен
для службы разверзающих льды и мрак.
Нет! Не здесь! Не сегодня я слягу!
Не накинуть с руки мне на шею лозу!
Поймала Смерть меня, как дворнягу -
как дворняга, ей глотку перегрызу!
Грудью дырявой припав к полу,
дырявой головой ворочаю по сторонам.
Мыслями нагой, чувствами голый,
вдоволь даю исползаться штанам.
Ползками нащупав древесной коры хлад,
отряхнувшись, вытягиваюсь в полный рост.
Сколько помню себя: мне везло на выход.
Тот удачлив, кто тысяча-девятьсот-девяност.
Поднатужившись, толкаю от себя двери
и шагаю в рекой разливающийся свет.
В своё воскрешение и рад бы поверить,
но без мозга и сердца не уйти мне, нет.
ГОСУДАРСТВУ
Прохожу, от тонов отмахиваясь ярких.
Вдруг вижу - человек. В центре. Один.
С уверенностью сторожащей дом овчарки.
В руку вгрызться готовый - того и гляди.
То усатый, то лысый, то с чёлкой, то с трубкой.
В смокинге - полный парад.
Но опасения мои оказываются хрупки,
врагу знакомому я рад...
Политик? Царь? Президент? К чёрту!
Извини, не признал поначалу уродца.
Что стоишь тут, ухмыляющийся и упёртый?
Или думаешь, сможешь со мной бороться?
Многократно и не стесняясь на место ставили
подобных тебе кровососущих зараз.
Под маской мученика, личиной Авеля
ведь не пастух ты даже, а овца и фарс.
Если ты, Смерть, желаешь интриги
и увидеть, как в равном бою раскрою
твоего фаворита из загробной лиги,
дай шанс хоть какой-то оказаться в строю.
Всколыхнув вдруг ничто, вскарабкивается на место
у Смерти в мешке завалявшийся мозг.
Случайным и лёгким впивает жестом
враг тут же в голову тысячи розг.
Замечаю, как билет студенческий в руках он
сдавливает из ткани моей мозговой.
Затем правой руки неуклюжим взмахом
показывает на надпись над своей головой.
"Государство"... Вот, значит, что за сила
меня беспардонно вызывает на дуэль...
Та самая, что по морям перспектив носила,
а потом отвернулась и бросила на мель!
Та самая, что, прикидываясь бескорыстным благом,
учила одной лишь вещи - терпеть!
Та самая, что молодёжного инакомыслия флаги
заменяла на обанальненых бездумных лысин медь!
О пользе образования сейчас мне расскажешь?
Шаблонно и красочно, как по листу?
Но будет ли это правдой? Как же...
На моих словах зёрна истины лучше взрастут.
"Образование даёт вам стабильное завтра!" -
говорят нам министры с телеэкранных стен.
Может, спросят они пару талантливых авторов
о том, заняты ли они тем?
Знают ли они то, что действительно важно,
то, что дополняет их природный талант?
Или всё-таки, согласно механизму отлаженному,
они вынуждены зубрить то, о чём думал Кант?
Сколько абстракциями тебя не мучай,
я вижу, звук моих слов всё пуст.
Лови же из жизни реальной случай,
горячий, так сказать, из первых уст.
Одиннадцать лет отучился в школе я.
Сейчас же дыхание спирает в зобу,
когда меня проглатывает меланхолия
в связи с мыслями о годах, вылетевших в трубу.
Почему, зажигая сердца эстетикой,
когда робкие, с надрывом стихи писал,
школа не влюбила меня ни в единого поэтика
и даже не посоветовала, мол, влюбляйся сам?!
Это нормально - найти своё призвание
через нелепейший следующий конфуз:
влюбиться в поэзию, поступив, внимание,
в ТЕХНИЧЕСКИЙ, чёрт дери, ВУЗ?!
В святость образования всё ещё веря,
думал, мол, и там отучусь. Ничего.
Но и он временной оказался потерей,
через год как инородное тело вышвырнув вон.
Кто вернёт мне теперь потраченные годы,
потраченные под эгидой точных наук?
Никто. Суждено мне слыть невыученным уродом,
чья поэзовысококвалифированность - пустой звук.
Так что студенческий билет, который
ты так крепко сжимаешь в своих руках,
оставь себе. Мне не нужны повторы
потерянных лет, чья концовка - крах.
Дать бы мне маркер, Государство, знай же,
вывел бы на твоём благородном лбу
без страха, без подхалимажа, без фальши:
"Твоё образование я видел в гробу".
Голову на грудь уронив в согласии,
Государство смиренно разжимает кулак.
Невраг, не вооружён, не опасен,
растворяется в воздухе, пожелав всех благ.
Кусочек мозга вернув к истокам,
вижу, что на месте Государства - портал,
яркий, искрящий, бьющийся током.
Наверное, сердца черёд настал.
Нервно покачиваясь из стороны в сторону,
на пальцы накручивая головной соломы кудри,
подобно коршуну или хотя бы ворону
стремглав сигаю в портал, вовнутрь.
ОТЦУ
Ворвавшись в стен параллелепипед знакомый,
ужасного пота покрываюсь льдом.
Кровать двухъярусная, компьютер, балкон и
крыс Василий. Не ошибся я местом: дом.
Смекая, какие происходят вещи,
с одной мыслью шагаю на кухню, наглец.
Догадка оказывается вещей:
на кухне стоит отец.
Смерть! Эй, Смерть, ты считаешь, что честно
в душевную беседу между сыном и отцом
ставить того, кто бессердечнотелесный,
против того, кто с каменным лицом?
Правдоборцы и истиноверцы
и в твоих верхах бесятся, несправедливых разя.
Так что давай, возвращай мне сердце,
без него в этой битве никак нельзя!
Хмыкнув, от наглости вся вскипая,
Смерть смиряется, поразмыслив чуть.
Рука, костлявая и скупая,
возвращает сердце в законную грудь.
Так-то лучше! Хорошо как дышится!
Наконец-то словесную ерунду,
приведя в порядок сердечные мышцы,
я к концу наконец приведу.
Сердечной тканью отец играется
с вытатуированной на ней: "Поэт".
По столу в ожидании барабанит пальцами,
предугадать пытается мой устный ответ.
Много минуло с прошлого раза, отче.
Но теперь моё будущее предопределено.
В поэтических расчётах я, собственной жизни зодчий,
между мной и поэзией ставлю "равно".
Пусть ты к доле не мил моей и не ласков,
все твои попытки преградить мне путь
непременно закончатся тотальным фиаско.
Сейчас же, советую, внимательней будь.
Равняешь меня на Сергея Есенина,
говоришь, мол, далеко я не гений, как он?
Да будет твоя точка зрения обесценена
относительно золотейшей из поэтических икон!
Мной описываемые вещи несколько куцые
на фоне тогдашних исторических перипетий.
Ну извини: не встречались мне революции!
Но если хочешь, могу на площадь хлопать пойти!
Могу речей написать ядрёных
и голый, не боясь простуд и ОРЗ,
обернувшись в бело-красно-белые знамёна,
ждать на улице очереди в КПЗ!
Не с рождения, говоришь, талант мой. Значит,
раз заблукал он в чертогах сердечного чрева,
сил не хватит по-твоему истории клячу
ударной загнать левой?!
С раннего детства по недавнее время,
в неказистой наружности сфокусировавшись шар,
защищался, души превозмогая темень,
и готовился раздуть поэзии пожар.
И кончились одинокой обороны ночи,
и начался атакующей мощи день.
И я стал беспощадно разрывать в клочья
бесполезных рамок потолочь и стень.
То, что мёртв я (по твоей вине включительно),
мой дух оставило без телесной скорлупы.
Убитый, но освободившийся и возвеличенный,
готов я новой жизни воздвигать столпы.
Спасибо за содействие в убийстве! Теперь я
у современных куриных стихоплётов готов
выщипать все до единого перья,
набив ими тысячи псевдоэстетортов.
Как бы на сердца моего призвание
не посягал твой правдошлёпающий рот,
мой талант среди множества талантов осамозваненых
признает ещё народ.
За поэта не держишь меня? Так пусть же!
Я даже побуду солидарным с тобой
и дождусь, пока отрицание свой срок отслужит
и даст под давлением фактов сбой.
Сказано всё это не мозгом, но сердцем.
Пусть я буду посторонними людьми вознесён,
а не отцом родным, критиком-поэзомерцем,
писать никогда не заброшу. И всё.
Отец привстаёт, говорит, мол, увидим,
как далеко зайдёшь ты в своих речах,
как долго в поэтической своей корриде
усмотришь, чтоб кровавый слог не зачах.
Часть сердца отдаёт, проглотив вставшую комом
неправоту, и снимается с иллюзионной оси.
Теперь полон, бесплотен, ничем не скован
я на самом пике своих собственных сил.
Но внезапно Смерть появляется перед носом
и, хватая за руку, костями звеня,
без лишних пояснений по возникшим вопросам
перемещает куда-то меня.
САМООПРЕДЕЛЕНИЕ
Я свободен! В космосе снова парю я!
С Земли распроклятой меня унесло!
И энергии звёздной неиссякаемые струи
обволакивают каждое из моих слов.
В глубину звёзд всматриваюсь. Там - два трона.
Бытие и Бог восседают на них.
Бог припадает к гранёному стакану с ромом.
Бытие же - зачитывает мне стих.
"Захотевший полностью переродиться
Да выскажется перед собой самим.
Лишь добравшийся до сути в стремительном блице
смоет прежнего существа грим".
Когда кончилось чтение, оба трона
встали, нагреваясь, рядом со мной.
Бытие и Бог, за плечо меня тронув,
мгновенно переместились в мир иной.
Проводив их взглядом, понял, что сейчас я
с космическим пространством наедине,
и всё, чего не хватает до обновления счастья -
определиться с позицией моих дальнейших дней
Я и поэзия - единое целое,
несокрушимейший симбиоз.
Пусть окажемся мы под чьими-то прицелами,
с рук своих не сорву я химеровых лоз.
Прислушиваться обязуюсь к обществу
и на каждый достаточно громкий крик
обязуюсь без ноты дилетантства и доморощества
выдавать лекарство в ближайший миг.
Но и каждому отдельному человеку,
как меня соцзаказами не навьюч,
обязательно отстрою уникальной веры Мекку
и в руки лично вручу ключ.
Пусть я окажусь безызвестным, бесславным,
не исчезнет тяга к поэзии в никуда,
ведь для меня самое что ни на есть главное -
сам процесс поэтического труда.
Пусть на склоне веков окажусь я нищий,
иглы рифм из яиц бесконечность лет
обеспечивать будут духовной пищей,
разбившись на солнечной сковороде в омлет.
Однако, в обход образности и символизма,
извлёкши из векового опыта урок,
если и окажусь я признан,
то за логичную рациональность строк.
Но лучше и сказочник буду, и логик.
Буду и ангел, и бес.
Смешаю строки размышлений строгих
со строками разнообразных чудес.
Доставай энциклопедию свою, Вселенная!
Со страницы новой срывай плеву
молекулярности жизненной. С моей переменой
пора бы за новую сесть главу.
Вселенная в книге с корешком поистёртым
персонально для меня переворачивает лист.
Точки не ставя, пишу в ней твёрдо:
"Так родился мифический рационалистъ"