I.
Стара брюнетка, вздорна, такта чуть,
сказал бы “ноль”, но цифра в обороте
статистики в бездействующем флоте
по солью опылённому плечу.
Итак, она звалась, но зеркала
елозивших в смятении по парте
Татьянин профиль в отражённой Спарте
разбрызгали, Тарпейская скала
в тумане спит, октябрь, сосен шум,
пропитанный смолистым ароматом,
нашёптывает ментором приматам:
“Нишкни, прошу, ведь ушки прокушу...”
Ушатов штат и кадок персонал,
онегинским напитываясь вздором,
на лабиринт похожим коридором
грохочут с грациозностью слона.
Посудных лавок сумерки и корм
как раз материал для хрестоматий,
циновок пятна оттеняют скатерть,
пренебрегая варикозом норм.
Осколками усеяны луга,
угроза зреет в обмороке кромок,
дрожат размыто в наслоеньях хрома
венчающие выскочек рога.
Меж тем темнеет, сумерек часы
растянуты, о камни запинаясь,
подслеповатость топчется, иная
планида ждёт зелёные усы;
вьюнки формуют нехотя спираль,
увы, вотще, зане упущен случай,
девица Флора, отступись, не мучай
меня с утра скрипением пера.
Не вырезать избыточного груз
из пелерины, пусть стенают плечи
ещё вчера, уже вчера, из речи
что дать багру? Монеток на игру.
Из выскочек сколотят батальон,
а он огня, как водится, попросит,
у осени на каждой пряди проседь
и всякий кот танцует котильон.
Брожу второй декадой жёлтых врат,
журча последним тактом увертюры;
из всех доступных опций фурнитуры
мне достаётся лиственность ковра.
В реестре трат фиксируя одну,
что изваяла, вынесла, вскормила,
я всё, что было, претворил в чернила,
идя звучащим выскочкой ко дну.
II.
Почти достиг семидесяти Блейк,
так тигр, отигр, утигр, горящий в чаще,
вмещается в китайский плоский ящик,
пылая ярко, хоть водой залей.
Пусть липок клей, но в космосе аллей
под липами, от жизни отлипая,
стенает дева: “Как была слепа я,
незрячих шлейф влача поводырей!”
Для волдырей потёртости – ресурс,
исток для лимфы, кожу распирая,
она ликует, не внесу пера я
чернильнице с отверстием в носу.
Моя надменность тлеет в пустоте,
бог знает чем питаясь бессистемно,
для парвеню темна вода, тотемна,
не в облацех – в кувшине на плите.
Опять не те, петардами грозя
всей тишине, копившейся годами,
не пиковой, но от pick-up’а даме
толкуют, что отказывать нельзя.
Так съем язя, вбирая рыбий жир
мембранами оголодавших клеток,
к порядочным всегда уходит лето,
а я, самоуверенный транжир,
вторую ночь валяя дурака,
куплет последний наполняю сором
и дёргаюсь бессовестным курсором,
уф, voila, последняя строка.
Soundtrack: Tommy Flannagan, Angel Eyes.