Играя небрежно в прятки, он лез мне в душу:
«Я был так послушен, ну же, теперь подвинься».
Он бы съел меня раньше, будь приглашен на ужин.
Он бы сделал меня рабом, но не в силах биться.
Я привык ощущать себя коммунальной хатой,
За которую арендатор не платит даже.
Невозможно узнать, кто лучшая половина.
И тем более – разгадать попытаться, чья же.
А когда боль внутри меня порождает пламя,
И душа ошалевшая с воем наружу рвется,
Мне становиться все равно, вот признаюсь прямо.
Я глаза закрываю.
И слышу, как он смеется.