Помню, я не показывался Муле дня три, и даже домой залезал через окно, чтобы не проходить через кухню. Но я-то знал, что долго так скрываться невозможно, однажды мы непременно встретимся, и с замиранием ждал, боялся и, признаться, хотел этой встречи.
Я встретил Мулю, когда бежал с булками из магазина. Выскочил из-за угла и замер от неожиданности. Колёсико мулиной сумки застряло между досок деревянного тратуара, и она, пыхтя от натуги, краснея, пыталась вызволить свою драгоценную сумку.
- Тётя Дуся! Давайте я! – и стал выдёргивать застрявшее колёсико, оно не поддавалось. Я дёрнул за ручку. В сумке что-то глухо брякнуло, и тётя Дуся вдруг испугалась:
- Ой, Серёженька, не надо так сильно! – она даже в лице изменилась. – Не надо, - попросила она взволнованным голосом, - не надо, сыночек, мы лучше так, за колёсико вытащим.
Тётя Дуся тяжело опустилась на колени, уцепилась за колесо и потянула к себе. Руки её дрожали, шапочка съехала набок. Что-то быстро тикало, как часики. Я бросился снова на помощь.
- Серёженька, ты колёсико вращай, оно само и выедет!
Когда у меня получилось, я помог ей подняться, подкатил злополучную сумку. Дусе было плохо – я видел. Она и говорить сначала не могла, и только кивнула мне в благодарность и ухватилась поскорее за свою сумку. Я пристроился рядом, взялся за ручку:
- Давайте я покачу!
- Нельзя, Серёженька, - прошептала она, - я сама, она ведь не тяжёлая. Я запыхалась только, сейчас всё пройдёт, пройдёт. Не волнуйся, миленький, беги!
- Я с вами до дому дойду. Бабушка чаем вас напоит. У неё порошки разные есть.
Тётя Дуся остановилась, взглянула на меня с ласкою:
- Ну, порошки-то мне не помогут. Разве только маслице…
- Ну, давайте я покачу?
- Ну, так и быть, кати. Но только смотри, чтоб сумочка рядом со мной была, близко-близко. Мне, Серёженька, нельзя с ней расставаться. Ты рядышком иди. Ты хороший мальчик, и бабушка у тебя хорошая, и мама с папой, все вы у меня хорошие.
Вот эта встреча потихоньку и сблизила меня с Мулей на колёсиках. Я стал ей помогать, таскать хлеб из булочной, покупать молоко в Маслопроме напротив драмтеатра, и Мишка, к радости моей, подключился к этой помощи, конечно, небезвозмездно, и помню, как весело было нам ходить вдвоём за молоком, побрякивая пустыми молочными бутылками на обмен.
Где-то через неделю Мишка затащил меня в сарай и потребовал:
- Клянись, что никому не скажешь!
- Клянусь! А чего случилось-то?
- Муля – она не человек, - горячо зашептал Мишка, - я за ней в окошко подглядывал. Она – робот. Она свою ногу из маслёнки смазывает.
- Врёшь! – ответил я. – Поклянись!
- Ну, хочешь, землю съем. Я видел. Под окошками ползал и нечаянно увидел.
- Тебе показалось! – не поверил я. - Она, наверно, из маслёнки, свою тележку смазывала.
Мишка с какой-то нехорошей улыбкой посмотрел на меня:
- Чего я, ногу от тележки не отличу?
- А может, ей масло просто помогает, как мазь какая-нибудь? Ноги-то у неё болят, сам знаешь.
Мишка задумался, пожал неуверенно плечами и вдруг предложил:
- Серый! А давай за ней следить. Она же днём куда-то ходит.
- Только в окно подсматривать не буду, - заявил я.
- А чего там разглядишь: у неё весь подоконник цветами заставлен.