Что происходило в тот час, когда Лермонтов видел это стихотворение в ночных небесах? «По небу полуночи ангел летел И тихую песню он пел; И месяц, и звезды, и тучи толпой Внимали той песне святой. Он пел о блаженстве безгрешных духов Под кущами райских садов; О боге великом он пел, и хвала Его непритворна была. Он душу младую в объятиях нес Для мира печали и слез; И звук его песни в душе молодой Остался – без слов, но живой. И долго на свете томилась она, Желанием чудным полна; И звуков небес заменить не могли Ей скучные песни земли».
Откуда и куда летел ангел? И кто сочинил слова его тихой песни? Это Лермонтов мечтал вложить свое самое сокровенное стихотворение в уста ангела – чтобы «и месяц, и звезды, и тучи толпой Внимали той песне святой». Это будто лермонтовскому стихотворению на устах ангела внимали те звезды, которые еще вчера говорили только друг с другом. И это те тучи толпой слушали бы ангела, которые – вечные странники – не имели родины, не знали об изгнании, потому не внимали человеческим страданиям поэта.
Теперь они внимали бы его ангельскому стихотворению. Такие – единственные и тайные стихотворения, достойные ангельских уст, и сохраняют поэтов в истории мира. Только то стихотворение доходит до Бога, которое поэту удалось вложить в уста ангела. Потому в таком стихотворении сам поэт устами ангела пел «о Боге великом, и хвала его непритворна была».
Этим единственным стихотворением и таким единственным способом Лермонтов смог бы привлечь к себе внимание Бога; призвать его снова к работе – творению мира; напомнить ему о том, что Бог есть стихия. Поэт стихию призывал к функциональной деятельности Бога.
«О Боге великом он пел». Он пел о невиданном величии Бога. Поэт собирался петь о таком величии абсолюта, какого еще не было; какого не смогла сочинить еще ни одна религия. Хотя Лермонтов – сын своего времени и своей страны – не избегал трагедии, потому и обратился к образу ангела, потому и хотел подарить ангелу авторство самого совершенного своего стихотворения. Должно быть, в тот час и в том веке Бог на русском языке мог расслышать только ангела, летевшего «по небу полуночи». Лермонтов этим ангелом видел себя. Лермонтов хотел, чтобы песней ангела было его стихотворение.
И потому «по небу полуночи ангел летел», что лишь поэт его видел – больше никто. Потому что в небе полуночи Лермонтов видел себя.
Поэт потому вечно одинок на свете, что на всем свете ему дано видеть лишь себя и Бога.
И потому Лермонтов, даже сочинивший десятки великих стихотворений, страдал на земле, что ему были скучны и его собственные стихотворения. Говорят, Лермонтов не имел начитанности Пушкина. Но и впрямь «звуков небес заменить не могли» Лермонтову «скучные песни земли».
Лермонтову были скучны и свои стихи, которые не слышали горные вершины, пустыни, моря, звезды. И «тучки небесные», отчужденно отворачиваясь, улетая от этих стихов, улетали в бесконечность.
Но Лермонтов всегда знал о существовании того единственного стихотворения, которому будет внимать стихия – «и месяц, и звезды, и тучи толпой». А чтобы явить это стихотворение, мало быть пророком, хотя в конце жизни Лермонтов именно в этом качестве будет свидетельствовать о существовании святой песни, но не успеет явить ее миру.
А пока «по небу полуночи ангел летел и тихую песню он пел».
Однако Лермонтов ребенком летел – как ангел над миром. Он себя в полуночном ангеле увидел, но увидел себя – ребенка, явившегося «для мира печали и слез». И в памяти поэта остался звук ангельской песни, но – остался без слов.
«И долго на свете томилась душа» поэта потому, что искала то вещее слово, искала то единственное стихотворение. И все поэтическое творчество Лермонтова было поиском того единственного стихотворения.
Сам поиск такого стихотворения, поиск истины и является гениальной поэзией. Бог светится не от навсегда начертанной истины; Бог светится от парадокса, о чем бы ни был этот парадокс. Главное – чтобы он был впервые на свете!
Но «звуков небес заменить не могли» Лермонтову «скучные песни земли», даже его собственные песни. И все же душа его была «желанием чудным полна» – желанием когда-нибудь все-таки вспомнить то единственное святое стихотворение.
Потому Лермонтов и будил, вдохновлял в стихии Бога, что от стихии, которая – Бог, он хотел услышать вновь и записать стихотворение – «по небу полуночи» летевшее на устах ангела. Для того и стихия нужна была поэту в качестве Бога, что только Бог мог вспомнить ангельскую песню…