Вот сижу в электричке и по привычке что-то сочиняю. В пути, когда отступают будничные заботы, всегда хорошо думается и хорошо пишется. Эта привычка к сочинительству в пути сложилась у меня давно, в далекой Монголии и именно потому, что в переполненной впечатлениями и эмоциями голове уже не умещалось увиденное и прочувствованное, и надо было куда-то выплеснуть избыток, да так, чтобы не потерять прожитое и сохранить к тому же сиюминутность увиденного. Да и условия для этого действа были самые, что ни на есть подходящие – никаких тебе забот и волнений, трясись весь день на лавке-ящике для автозапчастей в салоне ГАЗ-66 , плотно зажатый еще четырьмя попутчиками. И хотел бы вырваться из компании, да некуда – перед коленками лицевой борт и кабина, а за спиной до самого потолка фанерного фургона груз экспедиционного оборудования. Что называется – ни рукой, ни ногой, и только в голове переполненной толкутся непричесанные мысли, и всего-то забот остается – слегка их причупурить и построить в рифмованные строчки. И тогда, при очередной остановке на перекур, или перекус, не разминать руки и ноги, как остальные попутчики, а лихорадочно записывать выстроенное и выстраданное в дневник, пока не забылось.
Столько лет минуло с тех блаженных пор, а привычка сочинять именно в дороге осталась, но уже без всяких сопутствующих обстоятельств в виде тесноты и тряски, и определенного вида транспорта – только сама функция движения (даже пешего), и тогда «… бумага тянется к перу, перо – к бумаге, минута – и стихи свободно потекут». Впрочем, есть и отличие от классика – частенько «течет» и проза – в зависимости от настроения.
А теперь я должен извиниться – все выше написанное и (надеюсь) прочитанное не имеет никакого отношения к предстоящему жизнеописанию. Но такой уж я человек несобранный – начинаешь про одно, а растекаются мысли по древу … как в одном очень любопытном фильме, который я видел как раз во времена повествовательные, и хотел бы пересмотреть, но его все никак не показывают. Это польский фильм «Рукопись, найденная в Сарагосе» по одноименному роману Яна Потоцкого. Собственно говоря, это такая куча историй вложенных одна в другую и вытекающих одна из другой, что когда уже начинаешь путаться в суете и навороченности изложенных и показанных приключений, фильм сворачивает к основному замыслу, и так неоднократно.
Так вот и я, когда писал эти строчки, взглянул случайно на обручальное кольцо, будто врезанное в безымянный палец, и подумалось – сколько же лет должно было пройти, и сколько дел надо было совершить, чтобы оно приняло настоящий вид – гладкий и блестящий, без острых краев и граней. А ведь когда-то было оно совсем иным.
Мы с Ларисой так и выбирали обручальные кольца, чтобы они, как и наши с ней отношения, были не похожи на все другие – гладкие и блестящие монотонной желтизной. Лариса где-то узнала, что бывают кольца с насечкой. Тогда еще не было не только всезнающего Интернета и навороченных ноутбуков, не было даже персональных компьютеров, а те, что были, были похожи больше на набор массивных мебельных гарнитур в виде многочисленных шкафов с многочисленными перемигивающимися лампочками и клавиатурой на базе рычажной пишущей машинки типа Ундервуд. Кстати, мы позднее приобрели такую, подержанную и перепаянную на русский алфавит. Приобрели мы ее для подработки, перепечатывая вечерами и ночами редактированные рукописи (1).
Это уже позднее начали появляться достаточно компактные (по сравнению с БЭСМ-6 и даже с БЭСМ-4) образцы ЭВМ, которые можно было даже втиснуть в малогабаритную комнатку. За одной такой я в свое время летал в Киев, тогда еще цветущий и гостеприимный, доброжелательный и веселый. Гулял по Крещатику и ходил в Лавру, и никогда бы не поверил, что времена и люди так повернут события, что русскому человеку (иными словами, москалю) некомфортно и даже опасно для жизни станет пребывание в братской когда-то Украине.
Так вот, получил я такую ЭВМ и разместил несколько ее невысоких (по пояс) блоков в небольшой комнатке на третьем этаже института. Называлась машина «МИР-2» (Машина для Инженерных Расчетов), и как я был горд, что освоил ее и даже написал для нее программу обработки результатов микрорентгеноспектральных (по-простому – микрозондовых) измерений. При мизерной (по современным меркам) оперативной памяти машины я умудрился запустить эту огромную программу. Помню, как отгонял от машины Володю Боронихина, коллегу по профессии и такого заядлого курильщика, что казалось сигарета являлась органичным дополнением его добродушной физиономии. Это сейчас клавиатура повсеместно вакуумная, или сенсорная, а тогда печатная плата практически без защиты размещалась под клавишами, и Володя, не вынимающий практически сигарету изо рта, засыпал эту плату пеплом.
Кстати, о Володе. По образованию он был геологом и большим умницей, освоил микроанализатор, изучил несколько языков программирования и успешно их применял. Потом, опять же самостоятельно, освоил бухгалтерию, и, в конце концов, ушел из геологии в бизнес на высокую должность, имея в подчинении большой штат сотрудников. Но не это все меня в нем поразило – такой заядлый курильщик в одночасье бросил это занятие. Еще вечером, накануне этого эпохального события, он дымил по-черному, а с утра завязал, и больше уже не курил совсем. Оказалось, что была тому причина – «родила царица в ночь не то сына, не то дочь», так вот, в ночь супруга подарила Володе дочку.
Вы еще не забыли, о чем мы вели речь? Да, о кольце, необычном кольце с насечками, которое я при отсутствии Интернета несколько дней искал по ювелирным магазинам столицы. И ведь нашел два кольца подходящих размеров. Стоили они гораздо выше обычных гладких, но у меня как раз остались еще кое-какие средства, заработанные в стройотряде. Кольцо было достойно запрошенной цены. С глубокими насечками алмазной огранки оно буквально сияло при малейшем повороте различными оттенками желтизны. Лариса таяла, глядя на свое колечко, и мое мне тоже нравилось. Но при всей своей привлекательности был у этого ювелирного чуда один маленький недостаток – острые грани. Не до такой, конечно, степени, чтобы обрезаться, или оцарапаться, но при умывании грани, все же, доставляли неприятности лицу. Вот и выработалась у меня привычка снимать кольцо с пальца при водных процедурах, благо было оно чуть-чуть велико и легко соскальзывало с сустава безымянного.
Вот и в тот раз после успешно сданного зачета я заскочил в общежитие, чтобы собраться перед новогодней поездкой домой. Предстояла зимняя сессия, а я готовился к ним, как правило, дома, в тишине и покое, рядом с самым дорогим мне человеком, который в этот раз был буквально на сносях. Надо было торопиться, дело шло к вечеру, а мне еще предстояло доехать от Обнинска до Москвы. Потом через всю столицу к Курскому вокзалу, и электричкой до Орехово-Зуево – путь неблизкий.
Я второпях побросал в чемоданчик вещички, учебники и конспекты, умылся в туалете перед дальней дорогой, и благополучно отбыл. Много раз до этого проделанный путь рутиной не являлся. При наших мизерных (хотя и повышенных по сравнению со многими другими вузами) стипендиях мы на транспорт не тратились принципиально, успешно воюя с целыми бригадами контролеров. Это особая история, о которой я когда-нибудь расскажу. В общем, добрался я весело и благополучно, но мое хорошее настроение сразу же было развеяно Ларисой одним коротким вопросом: «А где твое кольцо?».
Кольца на пальце действительно не было, и я понятия не имел, где мог его оставить, или даже потерять. Это был форменный шок! И двух лет не прошло, а я уже, по мнению Ларисы, выработал привычку выглядеть холостяком. Как мог, я успокоил супругу, клятвенно заверив, что кольцо есть в наличии, а сам я верен своей милой женушке, и на других женщин, ну ни краешком глаза!
Впрочем, события завертелись так стремительно, что о кольце даже и не вспомнилось до самого возвращения в Обнинск. Под Новый Год у Ларисы начались схватки, а третьего числа она родила прекрасного мальчика. Все эти дни мне было не до учебы, и в Обнинск я вернулся за день до экзамена, чтобы хоть что-то почерпнуть уже не из учебников и конспектов, а у ребят, которые добросовестно (если это и было возможно в новогодние праздники) хоть что-то, но прочли.
Потом был волнительный, но успешный экзамен, и только после него у меня заныло сердечко – где же взять кольцо, где купить и где найти средства на эту недешевую вещицу? Первым мое удрученное состояние заметил Серега Спиченков. Казак, по природе своей наблюдательный и сердечный, он сразу просек, что у меня какие-то неприятности, и пристал с расспросами. Я отнекивался, сколько мог, не признавался, но когда наблюдательный Серега прямо спросил, как и Лариса: «А где твое кольцо?», то я раскололся, и честно признался, что не знаю, где его потерял.
Поначалу, это очень озадачило Серегу, но такой уж это человек, для которого любые проблемы решаемы – было бы время и желание. И того и другого до следующего экзамена у нас было в достатке. Вопрос покупки, как самый кардинальный и затратный, был пока отложен. А вот попытать наше общаговское сообщество стоило – «а что, а вдруг!». Каюсь, но на успех не надеялся, и тем неожиданней был визит в нашу славную комнатку (почему славную – об этом как-нибудь в другой раз) незнакомого паренька с самого первого курса.
Надо сказать, что мы к тому времени заканчивали уже последний, шестой курс, а на первый пришло много разных парней и девчонок, и не только с физическими интересами. До нас, и после нас года четыре в институт набирали только парней. И только на нашем курсе учились (наверное, в виде исключения) две местные девчонки. Да и в институте, кроме четырех кафедр, связанных с ядерной физикой, появились и новые, к физике относящиеся лишь косвенно – информатика, что-то связанное с экономикой и др. А с ними на первом курсе появились и девчонки. И если нам, упертым физикам, доверять можно было безоглядно, то новая пришедшая молодежь еще должна была заслужить наше доверие. И то, что произошло в дальнейшем, сразу же подняло мое к ним доверие до небес.
– Вот, парнишка что-то знает о кольце, – сказал приведший его Серега.
– Неужели нашли?!
– Есть одно колечко. Вот уже неделю не можем найти владельца. И объявление давали огромное, а …. А как Ваше колечко выглядело?
Мне ли не знать, как оно выглядело? И я честно выложил парню всю историю моей пропажи, и всю цену его находки.
– А почему сразу не пришел по объявлению?
– Так не было меня, домой ездил, супруга рожала.
– А я вот здесь был все время, но никакого объявления не видел, – вмешался Серега.
– Оно и неудивительно, только истинный владелец пропажи смог бы его правильно прочесть.
– Так что же там такое было написано? – тут уж и я заинтересовался.
– А ничего там не было написано. Там был нарисован большой круг, а в нем большой вопросительный знак.
Да, в смекалке и честности молодому поколению не откажешь. Так потерянное колечко вернулось к своему рассеянному хозяину, а ко мне уверенность, что априори все физики существа не от мира сего. Эта уверенность живет во мне до сих пор, и каждый раз, глядя на это когда-то утерянное колечко, над которым годы и годы, дела и дела произвели столь разительные перемены, я ловлю себя на мысли, что с людьми такое происходит гораздо реже. Совсем недавно минуло пятьдесят лет с того времени, когда мы, потенциальные физики впервые встретились в Обнинске, и встречаемся до сих пор. Нас стало гораздо меньше, но не стало меньше в нас юношеского задора и веры в свои силы и в свои идеалы.
1) Смотри рассказ «Тропой изыскателя»: http://www.stihi.ru/2009/09/26/6455