ИДОЛ
Убитым поэтам.
1.
Бессонница приходит в полночь
Злым колдовством, наветом черным.
Кто уберечь тебя бы смог,
Когда убийственно, как смог,
В тишайшие из всех ночей
В твою измученную душу
Вползали на шабаш теней
Видений толпы?
Так на сушу
Ползет приливом океан,
С Луной танцующий канкан.
Ужас обреченности
По коже – ожогом.
Тело непокорное
Отравлено смогом
Суперконцентрации
Запаха трав,
Шепота дождей,
Солнц, бьющих об грозы…
Настоем каких отрав
Душат поэта образы?
Твой Идол был жесток
Безжалостностью дьявола:
Когда ты вены вспарывал,
Он был уже далек.
Ты слишком нежен был –
Ранимая скорлупка.
Надтреснуто и хрупко –
В железные столбы.
Покрепче панцирь бы!
Нас продавали за пятак,
Нас предавали просто так.
И Идолы Иудами
Нас целовали в губы.
Но в зыбкой сущности своей
Всегда хранившие Поэта
Прощали мы всевластье это
За очарованность цепей.
Глаза чужие, одержимость
И чьих-то лиц неповторимость
В нас грузом мнимым оседают.
В них вдохновение ловя,
Себя мы губим, бьем себя.
О, Идол! Каверзной тропой,
Миражной зыбкой синью
Ты стольких вёл на водопой,
А приводил в пустыню!..
***
Меня спасешь сегодня ты,
Твой первый и последний опыт.
Я слышу – нарастает рокот
Наизвонн;йшей чистоты.
2.
…Город был рыжим, мокрым,
Лозунгов – множество,
Мороженщицы промокли…
Нити дождя – с балконов,
Шпаги дождя – в колонны…
А река звенела
Льдистой сбруей,
С фонарей неоново –
Мокрый свет струями.
Осень догорала пожарищем.
Стоп. Зона. Капище…
3.
Город взвихрился
На дыбы,
Ветер вырвался –
На дубы.
Жёлуди обрывая,
Листьями укрывая,
Хоронил. Схоронил. Упокоил.
Одеялом прикрыл –
Так спокойней.
А там, далеко, за годами
Росли тополя рядами
И резеда
Одуряющее
Пахла.
Будем
Монахами
Храма
Бесчувствия:
Логика – музыка.
Мы не рабы –
Рабы не-мы.
Храм Интеллекта –
Вот, божество!
Но
В небе оплавленном,
Алым отравленном
Заатмосферно
Встает
Колдовство.
Зачем бежим мы от самих себя?
Зачем зарею ранней растревожен
Глухарь токует? Древен и – острожен.
Зачем вскрываем тайны бытия?
«Ученье – свет, а не ученье – тьма».
Незнанья, видно, тяжелы оковы.
Но почему же, слыша: это ново,
Неотвратимо знаем: старина!
И тяготит всезнания ярмо,
Но от него уж никуда не деться.
Когда простреляно бывает сердце,
То что терять – не всё ли нам равно?
4.
Кощунствую? Кощунствую. Кощунствую!
И впрямь ли я уж ничего не чувствую?
И впрямь ли мне бестрепетно так дышится?
И по ночам мне ничего не слышится?
Так чей же голос, ночь разрезав надвое,
Тьму расколов, комком мне к горлу падает?
И чьи глаза, неправильно светлы,
Вдруг выплывают из ночной стены?
Страннен Идол мой, страннен…
Кристаллическая решетка его души
Соткана из нездешней плазмы.
Углы её крепятся элементарными,
Название которых – Альфа и Омега.
Это гигантские частицы –
Каждая ёмкостью с галактику.
И все они разные: спиральные,
Ромбообразные… А одна
Устроилась даже
В форме трапеции,
Рассеченной надвое
И скрепленной
Каким-то странным
Видом энергии,
Кажется, природы телепатической.
– Ой, – говорю я. – Ой! Я ничего не понимаю,
Я, кажется, с другой планеты…
– Да, – тихо отвечает Идол. – Да.
Я тоже оттуда.
– Тогда понятно, – киваю я. – Понятно.
А скоро Вы будете у нас?
– Я только что оттуда, – говорит он.
– Я так и думала, – сообщаю я
И вдруг замечаю,
Что у Идола есть глаза.
Почти человеческие,
Только в сеточку –
В них отражается
Кристаллическая сущность
Его души.
– А что тебе снится? – спрашивает Идол.
– Ничего! – смеюсь я.
– Так не бывает. Человеку
всегда
что-нибудь
снится.
– Ну конечно, – соглашаюсь я. – Никогда
Не вижу
Снов.
Мне и так времени не хватает!
Как зовут тебя, Идол?
Ты – «кто», или «что»?
И – где ты?
Во мне?
Во вне?
Или во сне?..
5.
Теперь я вижу сны.
Они приходят
Из умерших давно
Осенних дней,
Из листопадов,
Желтых тополей
Казнящей явью
На меня нисходят.
В Жуковском тоже осень и дожди,
Но нет иркутских тополей стозвонных.
Так, видимо, всё бывшее резонно,
Коль не гоню, коль не прошу – уйди.
«Милая, положить бы голову
Тебе на колени
И заснуть…
Но надобно терпенье,
Долог путь…»
Он оказался дольше, чем мы знали.
Рябина зреет. Светит алым гроздь.
Так из руки сочится каплей кровь…
Века прошли. Века идти устали.
И вот она, остановка.
Как много лет прошло, как много зим!
Но перемен страшнее нет, чем эта:
Я обнаруживаю свет теней,
А настоящего не вижу света.
В затылок, в спину – будущего мрак,
Его загадки мне безынтересны.
Что ждать, когда становится все пресным
И замедляется полет на шаг?
Бег в никуда –
На месте бег.
Ревущий снег
Слепит глаза.
Где человек?
Пуста стезя…
Бег в никуда.
Я ухожу в себя, свой скрытый мир.
Я лишь себе одной в нем доверяю.
… А Балаганщик двери затворяет
Расстрелянных игрушек полон тир.
Спят карусели из чужого детства,
Заснул на полувыдохе фонтан…
На палец ночи время по часам
Наматывает снова чье-то сердце.
Что дела мне в стихах? Что в них беды?
Но наказаньем злым, крестом Голгофы
Ночь мою душу источает в строфы,
А утро в сговоре с ней – утро ждёт плоды.
Мне тягостен ненужный этот сев-
Я пахарь, не купец. Не жду я жатвы.
Но как мне повернуть теперь обратно
По свежевырезанной полосе?
Во мне живут видения всех лет.
Так, словно бы дано мне было Богом
Всё создавать на шарике убогом -
И твердь, и зыбь. И темноту, и свет.
Как будто я – милльонов поколенья.
Во мне текут их крики, их мечты.
Как стонут голоса, звенят мечи!
Как отрешённо слепы заблужденья.
И всё – всерьёз. В каком нелепом споре
Стремимся мы к нас губящим цепям.
Привязанности не прощают нам.
За всё платить. И, боже мой, как скоро!
Ты помнишь, Идол? Было утро.
И рушилось, и покрывалось струпьями
Ещё живое: ты и я… И трупно
Белело небо. Стыл асфальт в ступнях
И гулких лестниц осыпался прах…
6.
Ты – строфа.
Ты – сияние летнего неба.
Утоление боли,
Крик.
Волшебство всесильное света,
Миг.
Я – росинка,
Гремящей реки струя.
Я былинка.
Лист ивы я –
на ветру,
у ручья…
7.
Я ухожу от Ваших странных глаз.
От Ваших рук. От Ваших опасений.
Но если б знать, какая бездна мщенья
Развернется, когда не станет Вас!
А ведь старо. Как мир. Как жизнь. Как слёзы.
И прост рецепт – он тысячам помог:
Забот возьмите небольшую дозу
И подмешайте к этому лишь срок…
8.
Но возвращаюсь снова я
К моим покинутым святыням.
Светлеет капище в пустыне
Изгибом белого крыла.
То снег. А может быть, останки
Твои, мой Идол, мой обман.
А, может быть, речной туман?
Но солнце – бликами на саван
Сквозь облака.
Уже окрашен горизонт
Его неслышимым касаньем.
Дождей грядущих предсказаньем
Чернеет облако, как зонт.
Зима? Иль осень? Иль весна?
У вас какое время года?
Была бы летная погода –
Что времена!
Темнеет смуглое пятно
У капища на камне белом.
Земная кожа задубела,
Не втискиваюсь! Всё равно…
Тяжёлой жёсткой власяницей
Прикрою лопнувшие швы.
И снова звёзды далеки –
Я здесь. А небо – небылица.
Я снова смертна и ранима,
Чтоб воспринять текучесть дня,
Чтоб стала вновь нерасторжима
Времён волшебная струя.
Но пусто в старых лабиринтах.
Вот письма, быстрою рукой
Написанные. Голос твой
В них не звучит. Забыт…
Конечный пункт. Так это? Так ничто?
Ни объясненья, слова, даже знака?
И в сонном сонме вечных Зодиака
Стрелец, мой покровитель, спит давно?
И пусто мне. Бескрыло и темно.
У ног чернеет взлётная площадка.
Мне суждена была сюда посадка,
А взлёту быть уже не суждено?..
Чужие боги из чужих глубин
Нам не помогут вещим откровеньем.
Но что мы называем окрыленьем?
Что синью стонет в грохоте машин?
О, что за диво – тонкой нити звон,
Когда предел, вот-вот всё разлетится!
Неповторяющееся только снится.
Неповторимое не входит в сонм.
9.
Не сразу в бытие земное
Мне удаётся вновь войти:
Закрыт шлагбаум на пути.
Быть может, виновата кожа,
Быть может, слишком долго я
Блуждала по чужим мирам,
Так на земные не похожим?
Рискованно?
Рискованно.
Рискованно!
Бродить по лабиринтам околдовано,
Без знаков плыть, без кораблей меж звёзд.
По смуглым мышцам пробегает дрожь,
И сквозь рваньё земного покрова
Предательски обнажена душа.
Притаиться.
Лунной птицей
Замереть,
Остановиться.
Ветер дунул –
Покачнул.
Невесома я?
Мне б кричать караул,
Да не дома я.
Лёгким шорохом
По щекам –
Веки-ставенки
На глаза.
Губы белые –
Отойдут.
Руки слабые –
Оживут…
10.
Сквозь частокол моих земных ресниц
Земного солнца руки ощущаю.
И чувствую – немного убываю.
В тумане слышен клёкот ранних птиц.
Приподнимаю веки, и в глаза
Мне ядерно оплавленное око –
Ярило, древний бог, идёт с востока,
В нём плазменно пульсирует гроза.
Ты, плазма, Идола предтеча?
Иль ты – конец всего невечного?
Ты, пламя занебесных кар,
Зачем спешишь к планете чар?
Очарованье мимолётно,
Длиннее – горечь пустоты.
Вот почему сегодня ты
Уходишь в бреющем полёте.
Меня прошив воспоминаньем –
Стежками – пулями – насквозь,
Теряешься, оставив горсть
Чуть тёплых гильз, как назиданье.
Я выхожу из миража
Моей светлеющей пустыни.
Оленьи острые рога,
Да гор белеющих стога
Меня хранить взялись отныне.
Трещал от холода причал,
Оленей добрых строй нечёткий…
И чёрно-каменные чётки
В снегу мороз перебирал.
Твои следы не приводили,
Не звали и не уводили,
А уходили.
И благодарна я тебе
За сны твои и за легенды.
Дороги бесконечной ленту
Олени прятали в себе.
Как фокусники на арене,
С запасом тысячи чудес,
Они в себе таили лес,
Прощание без продолженья,
Весну и зиму. Снег и лист,
Ещё не выброшенный почкой.
И дни, что шли, сменяя ночи –
Так тишину взрывает свист.
Ну, а потом была работа,
Работа до седьмого пота,
До белого изнеможенья,
До чувств полнейшего сожженья.
И в сурдокамере её,
Себя надолго забывая,
Как талисманом прикрывала
Своё иное бытиё.
И без особого труда
Отдав себя ей в услуженье
У алтаря самосожженья
Ждала – язычески! – суда.
Но сквозь прогалинки в снегах
Протягивают солнцу травы
Своё бессмертье. В их оправе
Землёй чернеет прежний страх.
И в этом вечном воскрешеньи
Каким бессмысленным решеньем
Мне возвращенье предстаёт!
Замкнулся круг. Вираж. Полёт…
Так где решение дилеммы –
Поэтом быть, иль просто - жить?
Электростул. Включают клеммы,
И черный крест на всём, что - быт.
Так снова чья-то онемелость
Стихами рвётся прочь от нас:
Настала полночь. Пробил час.
11.
… А у измученного тела
Фата-Морганой на песках
Чужда, Поэзия сидела
С сиротским дьяволом в глазах…
Ольга Ланская.
Санкт-Петербург