Беру кисть, вместо красок макаю в речную гладь;
отраженье в Неве – пейзаж, неизменчивый днями, неделями.
А размашистым почерком в клетку-тетрадь
запускаю стихи, звучащие птичьими трелями.
Из осенних листьев в морозный воздух – фейерверк.
А танцующий в кронах ветер – непременно искренний смех.
Тут и грусть об утратах, и радость тому, что взрослею.
Ежегодно, сезон умирания – к лучшему перемены.
На чужих ошибках я, увы, не умею…
На своих же учиться – люблю безмерно.
Караваны людей, вереницы событий проносятся мимо…
Я один, как отшельник, не вписавшийся в суть картины,
замер соленой каплей, слезой на щеке.
Что за блажь мне ударила в голову, не понимаю.
А возможно, усталость привыкшего быть ранимым
подошла к сроку годности, и не принимает
организм мой слабость, лишенную гордости.
Я теперь без иронии, с неподдельной легкостью
лицемерных предателей отпускаю,
им во след не кричу проклятий, мораль не читаю.
Мою душу броней от язвительных колкостей
чистый разум и опыт заботливо укрывают.
Буду впредь, как зеницу ока, бедою проверенных
охранять от своих же внутренних демонов.
Настоящему другу не нужно ни клятв, ни поверенных,
он без слов, без шестерок помочь готов.
И хотя на двери, что ведет к моему доверию,
был повешен тяжелый и прочный засов,
я в людей, способных на искренность, все еще верую,
старым ранам не надеть на меня из цинизма оков.
Ну а ежели вдруг повстречается мне
кто-то очень родной, с мышлением схожим,
улыбнусь ему, а внутри довольным котом заурчу:
«Я, пока что, не знаю, кем хочу быть тебе.
Но уверен, кем не хочу, –
случайным прохожим».