Он садится в геленваген, приказав шофёру – Невский!
И бронированный ворон с места вспархивает резко.
Светофоры салютуют изумрудными ножами.
Манекены, сквозь витрины, провожают, обожая.
Хрустнул вечер, словно крекер на фрагменты и стоп-кадры:
Вездесущие туристы, фрики, хипстеры, эмпаты…
Поцелуи иномарок, сгустки граффити, экраны.
И, в пушке светодиодном, статуэтные тираны…
Шик резины, блеск металла, страх и сила, стиль эпохи!
В нём художник и кидала, китч и бич, снежок и похоть…
Он выходит из машины, сквозь ряды застывшей своры,
Седоватые верзилы шевеленье режут взором…
Царский столик в кабинете, в потаённых галогенах,
В виртуально-лживом свете симулякрятся Гогены,
Баксты, Сомовы, Ван-Дейки, даже Зверев, даже Рембранд…
Изгибается Данаей золотистый рододендрон…
Перед ним, напротив дама, вся из прелести и вкуса,
Из интима, из гламура, из отборнейшего туса.
Вся на цырлах, статус цацы, охренительная краля,
Нижет запахами гуччи, отравляя, отравляя…
Что ты хочешь? - Шепчет он ей. – Покатаемся, лошадка?…
И сливается нагое на кровати сладко-шаткой,
Биссектриса удовольствий! Тангенс чувств. Вокзал экстаза!
В центре мира – Бологое, в центре глаз – изгибы таза.
Биохимия сосаний, квинтэссенция скольжений,
Междометия овалов, испускающие жженье!
Пропасть, пасть, тропа оргазма, точка У и протоплазма,
Оглушаюшие лассо, океан Филиппа Гласса…
Что ты хочешь? – Говорит он, после ужина, постели,
После плаванья в бассейне, после шуточек бесцельных,
После мира и войны, и всего, чего хотели,
После бойни и расстрела, после жизни, после цели…
Усмехнулась, ствол в ладошке… Это всё – оксюмороны…
И нажала на курок… И закончились патроны!