По мотивам сериала "В поле зрения" / "Person of Interest"
---------------------------------------------------------
Что контуженный вспышкой зверь, в радужке небо стыло, и флажками с военных карт кровь на бинтах цвела, распускаясь сомбреро, одернутым на затылок...
Мы опять просыпаемся выжженными дотла.
По периметру тени небес в пыльном камуфляже, чужестранцами в собственной памяти. В новом "я". Металлический привкус войны, как когда-то, вяжет. Манит в прошлое смертью беременная земля.
Там все проще - черта обороны песчаным змеем растянулась, и ты в ее брюхе - издохший стриж, мир, как штык на твоем карабине, прямолинеен, и, что падающий беспилотник, ты в пропасть мчишь.
Та война как ребенок. Вживленный же детонатор у нее в грудной клетке срабатывает на вдох. Кто не выстоит - пеплом осядет в дымящий кратер, ощутив ее близость за наносекунду до. А она вновь продолжит резвиться, все заплетаясь на песке цвета кожи Поймавшего-грудью-дробь. И немногие чудом, как ты и я, вскружат стаей, на оборванном знамени крыльев влача свой гроб.
Нам досталось жить. Ты дослужилась до детектива. Перестали ныть шрамы почти... Только день за днем шла за нами война, как по встроенной директиве. Привязавшимся псом за невольным поводырем.
Над Манхэттеном вновь перекрестия самолетов, словно швы на едва затянувшемся ножевом... Нам, наверно, уже не приблизиться и на йоту к "просто жить для себя", обнулив клятый статус-кво.
Мир, что хамелеон, и менялась война с ним в связке. Свору завербовала, подмяв под себя закон. Я стоял меж тобой и ней - гильзы метались в пляске - и старался не думать, что мог проиграть тот кон.
Ты язвила:
- Когда-нибудь смерть и тебя затравит.
Я шутил:
- При условии - пусть бы и так на том - на руках твоих теплых, что солнцем нагретый гравий, в пазл слиянья галактик разложенный под мостом.
Как при встречах, где бешеный ход время отбивало автоматными очередями, и каждый раз: имя жертвы, круг подозреваемых и навалом неозвученных фраз - вот и весь алгоритм для нас.
Смерть наводит распятье прицела на грудь, немедля. Лжезакон тебе роет могилу, и скрип над ним, как от ветром разболтанных мертвых тел в скользких петлях.
Ты впускаешь мертвенную бездну, срывая нимб.
Безутешен дождь - стелется ворванью по дороге. И в утробе Ист-Ривера нефть облаков рябит, содрогается Бруклинский мост в предрассветном смоге, словно вязаный тросами раненый белый кит.
По утру время выведет формулу панацеи. В твою хронику впишут под выдохи ружей и ртов "герой", и в мою - против в приоритет возведенной цели
"защитить тех, кто дорог" -
погнутой чекой
зеро.