Пока ещё во мне живёт дыханье
и сердце, окружённое штыками,
пока ещё стучит сквозь мрак страданья,
и звук его во мне звенит стихами,
и ход часов моих пока не стих,
я всё ищу потерянный мой голос
в пространстве вечности, ещё мой робкий стих
не превратился в золотистый колос.
Мир, застеклённый бренностью природы,
когтит мой дух своим презреньем к Богу,
но в естестве его есть знак породы
земной, могильной, плотской и убогой -
знак торжества неукротимой лжи
над чистотой слезы Христова слова.
Но философий всяческих ножи,
скрываясь под приличием покрова,
есть лишь не что иное как осколки
зла посягнувшего на жизнь великой тайны,
осколки зла, сбивающие с толку
сердца людей.
Однако, не случайно
нам эта жизнь дана. Её предел -
нет! - не от колыбели и до гроба.
Найдя свой в бесконечности удел,
я обретаю силу высшей пробы.
Нащупывая в тишине свой стебель,
я постигаю тайну мирозданья,
что этот мир – не бытиё, а небыль,
и эта мысль моё пронзает знанье.
Жизнь только там где свет и где полёт,
где фотосинтез человечьей крови
с вершиной Духа, там где жаждет рот
не мяса плоти, но единства в слове
с всевышним таинством, с неизмеримой болью
любви небес к заблудшим существам,
которые в довольстве жалкой роли,
не знают цену божеским словам.
Всё, что звучит во мне, что рвётся к выси,
бежит от мира хищного как лань,
от поступи его коварной рыси
и челюстей его.
Какую дань
он требует от истины и света,
как не их подчиненья, их молчанья,
как не убийства поисков ответа
и как не правоты кривой признанья –
признанья власти мира над стихами,
своей бесовской, страшной правоты,
замены синевы в оконной раме
на ваккуум бездушной пустоты?
Но сквозь убожество лимита рамы бедной,
пронзив небытиё стрелой крыла,
мой дух кровоточит строкой победной,
скорбя над слепотой стекла и зла.
2.03.2012