Мой спелый друг, мой первый друг, мой друг унылый
висит в петле канатной, ставленник Манилы,
могилы баловень и плут, батуту верный лилипут,
из пыльных пут неизвлекаем грубой силой.
В переплетениях искрясь сухих волокон,
пенька уверена, что цел карьерный локон,
к тем апеллируя, треща, кто в щах конечность полоща,
ждёт безнадежно зов грядущего из окон.
Таким же образом вползают в гнёзда штоки,
на всякий вызов дышит вязкость на востоке,
окостенения желе не растворяет божоле,
сведеньем влаги распирает водостоки.
Лишился друга я, истёк шестой десяток,
теперь один, как перст, до отрезвленья святок
от сизых вяжущих паров, на весь квартал лишь я здоров,
не просыхают пять дворов от глав до пяток.
Иного способа не знают веселиться,
румянец лиц пунцовых ввек не истощится;
мой друг был выродком в семье и выл со мною на скамье,
счёт ожидая от незрячей весовщицы.
Не по себе мне, оттого растут пустоты,
в себя включая тоты, поглощая йоты,
опять пленяют простотой системы кастовой литой,
предпочитая всем метафорам литоты.
Что после дружбы остаётся? Разве вера
в то, что “Аль-Каида” слабее бундесвера;
но мой влагатель вял и мал, от сластолюбия менял
спасаясь бегством, углубляюсь в кущи сквера.
Хлопочут клапаны, белок сгребает лопасть,
в пещерах явственно дыхание циклопа;
как при рожденье, сир и гол, приобретя один глагол,
вбираю сырость, водорода в мире пропасть...
Soundtrack: Danny Malando, El Choclo.