- Вы же меня помните, доктор! - напирала благодарная женщина, - вы мне Свена вернули. Прошлой осенью.
Унылого своего скандинава его добрая муза привела к доктору в твёрдой уверенности, что любимого необходимо улучшить . В этом смысле Европе муза не доверяла.
Дорого и минимум обязательств.
Дама строчила в целителя быстрой славянскою речью и звонкими арабскими цифрами.
Швед умилённо ловил её жесты и ритмично кивал.
Доктор назначил скандинаву курс интенсивных блокад. Непосредственно в голову!
На исходе лечения шведу приснились родные фиорды и он умчался к подзабытым слегка Скандинавам,а осчастливленный доктор с семьёй - к подножию, утоляющей неуёмную жажду, Горы .
Потому иностранца он, разумеется, помнил.
Славянскую спутницу викинга распирало от чувств.
У её приблудного альбиноса вновь заколосилась причёска!
Это был побочный эффект такой силы, что скандинав поделился им со всемирной системой общения.
И через неё же проникся финансовой благодарностью в адрес инициативной подруги.
Доктор к побочному фактору неврологических своих процедур отнёсся, как к истории занимательной.
И результатами их делился смеясь.
Он и нам, друзьям не последним своим, как-то поведал о том эпизоде беспечно и весело.
Но любознательный автор навострил ухо и засветился надеждой:
– Ты в макушку мне загляни, Гиппократ! Грех упустить этот шанс.
Мы её с тобой так рванём - эту бомбу!
-То было лишь нечаянное событие– обозревая необъятность залысин моих, попытался откосить эскулап.
– Решение принято! – отозвался я с бестактной решимостью.
– Это же не менее тридцати ковыряний за сеанс! И утолщённой иглой!
И – в голову! Многократно!
Больно, ужасно!
– Боженька и не такое терпел!
– Я его проколю! – усмехнулась супруга, не скрывая подтекстов – пусть и у него прорастёт.
За пару лет манипуляций любимой искусницы, в голове подопечного сделано было около трёх тысяч отверстий!
Книга Гинесса в отпуске!
«Полигон испытаний» отозвался солидными всходами: прядями, завитушками, локонами.
Невролог, потрясённый статистическим рядом, прокручивал в талантливой своей голове вероятность позитивных общений с Комитетом по патентам и премиям.
Но и здесь озадачивал чуть побочный эффект – ногти у автора теперь росли значительно быстрее волос.
Замучился постригать!
– У, ты какой! – зависти не удержала супруга, – он вокруг личной персоны своей интервью и автографы, а я, между тем – ...без бровей!
Инициатива восстановления, некогда чарующих дуг, разумеется, и в этот раз шла от меня.
– Но прокалывать их я не доверю тебе.
И не мылься! – лишь на этих условиях соглашалась завистница с проектом, сулившим ей чудеса перемен.
И подошла ведь пора, когда к неписаной радости нашей, поредевшие бровки её так проросли! Что ты!!
Едва пробудившись однажды, я всматривался на пребывающую в утренних грёзах любимую и размышлял с неторопливою нежностью: бровки-то проредить не ме-ша-ло бы.
Что-то уж слишком!
Не беда! Организуем!
Пин-це-тиком!
О-о! У нас же теперь и усы?
Проблема, ребятки...