Помню – в низеньком чулане
Лавка, прялка, пыльный Спас.
Хоронила баба Таня
От людских недобрых глаз
Ту икону, осторожно
Обернув киот холстом.
(Век был лютый и безбожный.
Помнить надобно о том!)
Сельский люд не знал ни храма,
Ни святыни, кроме той,
Что пылилась среди хлама
В полутёмной кладовой.
На селе народ судачил,
Будто бывший поп тайком
Освящать ходил чуланчик.
Письма сыпались в райком.
Зубоскалила по дури
Над Татьяной молодежь.
Та молчала, брови хмуря:
«Что с них, нехристей, возьмёшь?»
Раз соседка спозаранку –
День был постный! – стук в окно:
«На здоровьице - сметанку!»
«Что ты, милая, грешно!»
«Полно, Таня, мы не дети.
Что нам байки про чертей!»
«Спас-то грех мой заприметит,-
Отвечала Таня ей. –
Всласть напробовалась, кабы
Не завет его святой».
«Полоумная ты баба!»
«Не ругайся. Бог с тобой».
Ввечеру в глухом чулане
Тлел лампады огонёк.
Как молилась баба Таня
Было людям невдомёк.
Звали дуркой и монашкой
Все окрестные дворы…
Много смутных лет и тяжких
Миновало с той поры.
Нет давно уж бабы Тани;
Сын подался из села.
Сгинул дом в глухом бурьяне...
Но на месте, где жила
Прежде Таня, есть церквушка.
В ней, поднять не смея глаз,
Нынче молятся старушки
На святой Татьянин Спас.
Повздыхав о ней украдкой,
Всё дивятся, сколь чиста
Жизнь, прожитая с оглядкой
На пречистый лик Христа;
И, едва освоив хором
По складам псаломный стих,
Песнопеньям и поклонам
Учат правнуков своих.