ЕЕ звали Джиневра. Она была хороша: Ярче знойного солнца пылала ее душа
Никогда не плела интриг, ерунду и кос, по спине рассыпая волны златых волос
Дикий выкормыш леса, питалась чем он пошлет, изведала тайны топких его болот
Свивала полотна из тонких паучьих пряж, Глядела на небо сквозь нежно-зеленый витраж
средь калейдоскопных крон вечномудрых древ, Понятен ей был дивный птичий лесной напев
Но гулкой бедой отозвался полночный мрак – на голой поляне безмолвный лежал чужак.
Склонившись над ним, ладонь прижала к лицу, а затем, осмелев, вела пальцами по рубцу..
Словно ломанных линий собрание черт сплошных – атлас черных волос, блеск прядей уже седых,
Хриплый присвист дыхания, и бледность провалов щек – точно не человек перед нею лежал, а волк.
И Джиневра его выхаживала, чумная, рваных ран края шелком, и наговором латая
а в полынным отваре гасила тревожный жар. Незнакомец очнулся, любил ее. И сбежал.
Лес впритык был к деревне. здесь шепот из уст в уста – инквизитор то с ведьмой! Чуть кажет себя звезда
Как наш пастор, святейший, к рыжухе своей бежит – кто за ними следил – от страха ни мертв ни жив!
Что ей стоит, колдунье, мужчину приворожить. Инквизитор в опасности, братие, поспешим!.
Птичьим криком рассвет разразился на шумный лес. Запожарилась осень, срывая с пришельцев спесь
И царапались ели и лезли чужим в глаза, Корни дыбили землю, выл ветер - была гроза.
А в условленном месте, чудачествам древ дивясь Джиневра ждала, ждала его… и дождалась.
Эй, бесстыжая, люди плевали в ее лицо, клеймили железом, вытравливали свинцом,
Разложили костер, копья скалились диким псом… Джин с трудом понимала, что это не страшный сон.
«Тебе есть что сказать?» Инквизитор отвел глаза. «что стыдишься, святейший, влезай же ко мне, влезай,
Расскажи как нашла тебя ночью среди цветов, как мне клялся в любви, целовал мне запястья псом
Как у ног моих каждую ночь осмелев лежал. Расскажи, как молил о дочери, как предал,
Расскажи им, откуда лицо твое делит шрам, многоликий страдалец, обманщик, вервольф, тиран!»
Еще долго над городом зарево от костра, а Джиневрой святейшему чудятся люди, трава
Ее запахом вся пропиталась. Ни спит ни ест, тяжелее на шее становится медный крест.
Непомерная ноша. «А голос ее со дна меня кличет» – в горячке. Святейший сошел с ума.
Когда снова убрался лес в свой осенний наряд, инквизитор сбежал. И уже не вернулся назад.